Журнал «Вокруг Света» №07 за 1960 год
Шрифт:
В открытом море, на борту «Таити Нуд-II»
«Сегодня, 21 июля 1958 года, в 14.00 по местному времени, когда наши координаты были 6°46" южной широты и 147°36" западной долготы, я пригласил моего заместителя Алена Брюна, а также Жана Пелисье и Ханса Фишера на совещание, чтобы принять решение по следующему важному вопросу:
Хуанито Буэгуэньо только что объявил, что он «решил построить себе плот и уплыть».
Когда я попытался разъяснить ему, что он не может делать все, что ему вздумается, не считаясь с благополучием и безопасностью остальных членов экипажа, он стал грозить топором, который держал в руках, и закричал, что не позволит никому помешать ему
Таковы основные факты.
Обсудив этот вопрос, мы единогласно постановили:
1. Предоставить Хуанито Буэгуэньо строить себе плот, при условии, что он при этом не уменьшит и без того сильно пониженную плавучесть «Таити Нуи-П».
2. Заставить, без колебания и жалости, нашего бывшего товарища — захочет он того или нет — пересесть на свой плот, как только он будет готов, и покинуть нас, снабдив его причитающейся ему долей воды и провианта.
Я зачитал настоящий протокол Хуанито Буэгуэньо, чтобы он не оставался в неведении относительно нашего решения.
Составлено на борту, в двух экземплярах. Э. де Бишоп, капитан».
После этого Эрик, совершенно обессиленный, снова погрузился в дремоту, а мы как ни в чем не бывало занялись своими делами, но время от времени озабоченно поглядывали на левый борт. Там Хуанито, счастливо улыбаясь, приколачивал доски к двум палкам метровой длины. Сделав весла, он смастерил из эвкалиптовых жердей треугольную раму. Видимо, он отказался от первоначального грандиозного плана построить лодку, способную делать четыре узла в час, и решил соорудить плот. Что ж, и на том спасибо: если бы он упорствовал, нам пришлось бы применить силу, охраняя «Таити Нуи-II» от разгрома...
Хуанито действовал быстро и сноровисто, но от этого его суденышко не становилось мореходнее. Игрушка для ребятишек, кататься в тихой лагуне... А ведь до ближайшего острова сотни морских миль, и добираться к нему на таком сооружении, да еще с подветренной стороны, было равносильно самоубийству.
Мне очень хотелось подбежать к Хуанито и встряхнуть его, чтобы х он осознал, наконец, безрассудство своего поведения. Но в глубине души я знал, что самое лучшее для всех нас — отпустить Хуанито. Если его прежние выходки — отказ нести вахту и готовить обед — были сравнительно безобидными, то теперь Хуанито стал просто опасным.
Я подавил, как ни жестоко это было, свои товарищеские чувства и предоставил ему поступать по-своему. А Хуанито был явно доволен своим творчеством. Поздно вечером он забрался на крышу и лег на обычном месте. Несколько минут спустя он уже спал.
Меня поражали его безответственность и непостоянство. Пожалуй, он был всего опаснее для самого себя; но мы все-таки условились приглядывать за ним. Наконец я уснул. Мне снился страшный сон: какие-то смуглые бандиты издевательски смеялись, когда я умолял дать мне хоть глоток воды. Один из мучителей стал трясти меня, громко крича. Я тщетно силился вырваться, и прошла целая вечность, пока я не сообразил, что это Ханс будит меня. Он что-то горячо говорил, но я ничего не мог понять спросонок. Внезапно я вспомнил вчерашнее происшествие — и сразу очнулся. Что еще придумал Хуанито? Я быстро оглянулся вокруг: он лежал на своем месте и, судя по ровному, спокойному дыханию, крепко спал.
— Ты ничего не замечаешь? — сказал Ханс и вытянул руку. Я последовал его примеру. На ладони появились влажные пятна...
Еще, еще... Сомнения нет: случилось долгожданное чудо! Впервые с тех пор, как мы вышли из Кальяо, хлынул настоящий ливень! Я вскочил, собираясь расстелить все паруса, чтобы не пропало ни капли драгоценной влаги, но Ханс
Втроем мы живо собрали все пустые бочки, кастрюли и бутылки. Первая кастрюля уже наполнилась. Жан зачерпнул кружку и подал Эрику. Тот медленно, благоговейно опустошил ее и взволнованно сказал:
— Благодарю за величайшее и чистейшее наслаждение в моей жизни. Но мы не обладали такой выдержкой и реагировали куда более бурно.
Я окинул чуть ли не все лицо в кастрюлю и одним духом проглотил несколько литров. Казалось, вода расходится по всему иссохшему телу. Руки и ноги странно отяжелели, в голове помутилось, точно и мозг напитался водой. Я лег поудобнее в окружении многочисленных сосудов с водой и вдруг увидел, что Хуанито сидит на корточках рядом и пьет из бутылки. Заметив мой взгляд, он поставил бутылку, виновато улыбнулся и тихо произнес:
— Ты понял? Это бог послал дождь, чтобы не дать мне совершить большую глупость, которая могла погубить меня. Дождь — это знамение: бог хочет, чтобы я жил.
Немного погодя Хуанито обратился к Эрику и с раскаянием в голосе попросил извинения за свое недостойное поведение. Мы были, конечно, счастливы, что кризис завершился благополучно, и все ему простили.
Дождь прекратился перед самым рассветом. Все сосуды были наполнены, и запасы питьевой воды увеличились с 15 до 175 литров. Но дождь принес не только благо. Все вещи, узлы и свертки, сложенные на крыше каюты, намокли и стали намного тяжелее. Добавьте к этому вес питьевой воды — 175 килограммов. Короче говоря, перегруженный плот качался на волнах, точно маятник. А тут еще внезапно стих ветер, и плот перестал слушаться руля. Он развернулся боком к волне и накренился так сильно, что с левого борта показались над водой бревна основы.
Мы поспешили свеситься с крыши, создавая противовес, — плот резко накренился в противоположную сторону, и нам пришлось немедленно карабкаться обратно.
— Подумать только, что есть спортсмены, которые каждое воскресенье проделывают подобные упражнения на своих яхтах и видят в этом удовольствие! — воскликнул Ханс, когда мы в третий или четвертый раз ползли по крыше.
Положение было в высшей степени безрадостное. Лишь одно меня утешало — неделей раньше мы вырубили отверстие в углу крыши и приспособили ложе Эрика так, что он лежал, словно в тесном ящике. Если бы не наша предусмотрительность, Эрик давно скатился бы с крыши и утонул.
Впрочем, у меня быстро прошла охота думать о том, что могло бы произойти. Гораздо важнее было найти выход из затруднительного положения, в котором мы очутились. Веслом разворачивать плот на прежний курс было бессмысленно: ветер пропал, а без него мы не смогли бы удерживать плот в нужном положении. Поэтому еще с полчаса мы продолжали заниматься «утренней гимнастикой»; наконец меня осенило. Плот сильно кренился из-за того, что затоплена каюта, — вода своей огромной массой усиливала качание. Напрашивалось логическое решение: убрать стены каюты, предоставить волнам полный простор. Правда, без переборок каркас, на котором держится крыша, станет слабее, а ведь мы находились на крыше. Но что делать? Уж коли выбирать между быстрым концом и долгими мучениями, то я предпочитал первое. Мне казалось, что и остальные должны разделять это воззрение. Но друзья отнеслись к моему предложению без всякого энтузиазма. Правда, и активного протеста тоже не последовало, а мне большего и не надо было.