Журнал «Вокруг Света» №07 за 1983 год
Шрифт:
— Ни одна зверюга, товарищ подполковник, не уйдет... Вот снаряды только тяжелы, нельзя ли было хоть немного сделать их полегче?
Карташов понимающе улыбнулся, глядя на щуплого с виду Аладина, которому трехпудовые снаряды, конечно, были не игрушкой.
Мы знали, что в этой войне у командира полка погибла жена, где-то у добрых людей осталась маленькая, лет четырех-пяти, дочурка, а старики родители остались на Брянщине, в оккупации.
Пока не взревели моторы, слышны глухие раскаты не то грома, не то взрывов. А на южной части неба — всполохи как зарницы. Там уже несколько
Вспомнились бои в июньские дни 1941 года на полуострове Ханко, когда враг обрушил на нас всю мощь своего первого удара, тяжелейшие бои на Невском пятачке, а еще раньше — в 39—40-х годах на Карельском перешейке при прорыве укреплений Маннергейма. Как все это по-разному и в то же время одинаково: и тревожное ожидание, и собранность, и какой-то приподнятый настрой, подтянутость, решимость друзей-однополчан.
...На рассвете полк был уже в своем районе. Едва заправили машины горючим, вернулся командир нашей батареи старший лейтенант Буртовой с задачей.
— Через час выступаем. На исходные позиции. Проверить прицелы. Нулевые. Покормить экипажи.— Как всегда, Буртовой немногословен.— Обстановка: наши войска под Курском бьют фашистов в хвост и в гриву. Теперь настал и наш черед — ударить под Орлом.
...Удар танкистов был неотразим. Вслед за валом огня они стремительной лавиной обрушились на вражеские позиции. Наши «зверобои», как назвали ИСУ-152 на фронте, выдержали все экзамены и показали свою мощь. Башни «тигров» и «пантер» сметало как рукой.
Позади уже несколько боевых дней. Враг отчаянно цепляется за каждый выгодный рубеж. Позднее стало известно, что наша 4-я танковая армия наносила удар по коммуникациям орловской группировки фашистов, угрожая ей окружением. Этим ударом она отвлекла на себя несколько танковых и механизированных дивизий гитлеровцев.
Сбив противника с одного из промежуточных рубежей, танкисты развили наступление в глубину. Нашей батарее приказано поддерживать танковый батальон майора Лискина. (Здесь я хочу сразу оговориться, что фамилию эту помню лишь на слух. Возможно, она была другой, близкой к этой.) До батальона недалеко — километра два. Добрались мы быстро. Танки были в небольшой лощинке, когда самоходки подошли к ним. Едва старший лейтенант Буртовой успел уточнить задачу, как началась атака на небольшую, всего лишь в несколько дворов, деревеньку в направлении Большой Черни.
Как только танки и самоходки вышли из лощинки и перевалили через гребень, все вокруг открылось— огонь, дым, взрывы, грохот. В небе — карусель самолетов, а вокруг них словно клочья ваты — разрывы от зениток. Задымилось несколько танков. Горят и вражеские машины. Черные шлейфы дыма медленно поднимаются вверх.
На окраине видны фашистские танки. И вспышки выстрелов. Бычков наводит. Выстрел. Взрыв. Фонтан огня, земли. Что там — неясно.
Правее встал Устинов.
В перелесках, в желтом хлебном поле, среди холмов в дыму трудно сразу обнаружить цель. К тому же пылевая завеса от взрывов бомб и снарядов. Шлейфы дыма, копоть, гарь.
Вдруг вижу: Уколов разворачивается на месте почти на девяносто градусов влево. Громыхает выстрел. Взрыв чуть не под носом — метров триста. Стояла вражеская пушка. Била в борт. Как ее заметил Иван? Молодчина!
А танки Лискина опять пошли вперед. По противнику ударили эрэсами Илы. Вся роща задымилась, горит. Бьет наша артиллерия.
В наушниках голос Буртового:
— «Иртыши»! Вперед, вперед! Не отставать от коробочек. Наблюдать вправо. Вперед!
Команды-то, в общем, лишние. Мы и так почти в одной линии с танками. Так было определено еще до боя. Но вот соседи развернулись вправо, приотстали, и фланг открылся. Сверху, переворачиваясь через крыло, один за другим с воем бросаются в пике «юнкерсы». Их неубирающиеся шасси торчат как лапы коршуна.
Земля стонет. Машины вздрагивают от близких разрывов. Встал еще один танк, другой. А тут и наши краснозвездные появились. «Ястребки». Часть «юнкерсов» уходит, другие же догорают на земле.
— «Иртыши — один, два»! В излучине вражеские танки. С места огонь.— Это команда Буртового нам с Уколовым.
Излучина реки справа. Вглядываюсь. Точно, танки. Бычков тоже видит цель. Никонов же кричит:
— Куда поворачивать? — Ему из своего люка видно только поле хлеба да небо.
Аладин уже зарядил орудие. Выстрел. Недолет. Обманула лощина — цель казалась ближе.
— Готово! — кричит Аладин. Он уже загнал в казенник второй снаряд. Вот тебе и хрупкий, неказистый! Пятидесятикилограммовый снаряд со звоном залетал на свое место, даже без досылателя.
В это время стволы вражеских танков развернулись в нашу сторону и полыхнули вспышки выстрелов. Над моим открытым люком просвистела болванка. Даже завихрением обдало. Юркнул в люк, командую:
— Огонь!
И тут же у одного из фашистских танков башня буквально взлетела. А следом метнулся столб огня.
— Есть! Давай, Бычков, по второму.
Но по второму выстрелил Уколов, «Иртыш-два» — мой сосед по боевому порядку.
Сноп огня и земли снова закрыл цель. А когда все рассеялось — танки противника уже укрылись в саду. Один начал бить из-за сарая в сторону наших правофланговых танков — в борт. Видим вспышки, облака пыли.
Бычков докладывает:
— Разрешите сквозь сарай, бронебойным?
Я и сам так думал, ведь нельзя же давать ему стрелять.
Выстрел оказался точным — вражеский танк больше не стрелял.
Высокие хлеба, которые недавно мешали нам наблюдать за целями, теперь послужили защитой: из-за них были видны только башни наших танков и самоходок, танки же противника мы видели, что называется, в «полный рост».
— «Иртыш-один», «Иртыш-два»! Вперед! В линию!
Это Буртовой возвращает нас на свои места. Пока мы вели дуэль в излучине, танки батальона уже продвинулись вперед, а с ними и остальные самоходки батареи.