Журнал «Вокруг Света» №08 за 1960 год
Шрифт:
В детстве я читал трагический рассказ о гибели двух итальянских воздухоплавателей. Они рискнули перелететь через Средиземное море в Египет. Их шар попал в струю воздушных потоков, особенно сильных над морем. Воздух над морскими течениями, нагреваясь или охлаждаясь, приходит в бурное движение; возникают вихри и смерчи.
Аэронавты боролись с воздушными потоками, то сбрасывая грузы, то стравливая газ. Но стропы не выдержали больших перегрузок. Гондола оторвалась от шара и камнем понеслась к морю...
Однако над Каспием наш аэростат вел себя сравнительно спокойно. Как ни странно, помогал шторм. Ветер перемешивал воздух, и вертикальных потоков, опасных
— Видите корабль? — воскликнул Гайгеров и показал вниз.
Мы свесили головы. Судно шло полным ходом, и от его форштевня в обе стороны разбегались волны, похожие на усы. Вид этого танкера подействовал на нас успокоительно. Значит, не одни мы здесь.
Часа через три на горизонте появилась фиолетовая полоска земли.
Она становилась все шире и шире. Наконец мы увидели песчаный берег. Краски менялись на глазах. Из фиолетовой полоски берег стал перекрашиваться в лиловый цвет, потом в зеленоватый и, наконец, в ярко-оранжевый, как мандариновая корочка. Пустыня!
Мы летели очень высоко над землей. На большой высоте происходят прямо-таки чудеса. Солнце так обжигает лицо, что через час-два оно становится коричневым, будто месяц отдыхал в Крыму. В то же время термометр показывает сорок-шестьдесят градусов ниже нуля. Если снять перчатку, то с одной стороны ладонь будет обжигать солнце, с другой — колючий мороз. Однажды в разгаре лета я по неопытности обморозил уши, отправившись на испытание аэростата без шлема. Думал, что в воздухе продержусь недолго. Аэростат поднялся высоко над облаками, а когда я стал снижаться, то вдруг увидел внизу желтые всплески молний. Лететь в грозу на аэростате все равно, что ходить с зажженным факелом вокруг пороховой бочки. Я решил переждать грозу и летал при сорокаградусном морозе несколько часов. Конечно, уши у меня распухли. А ведь дело-то было в июле...
Не только мороз чувствительно влияет на высоте на организм воздухоплавателя, но и кислородный голод. В 1862 году английский метеоролог Глейшер и его спутник Коксвель достигли огромной по тем временам высоты — 8 830 метров. Но этот полет едва не погубил отважный экипаж. Задыхаясь в разреженной атмосфере, Глейшер потерял сознание. А Коксвель, который обморозил руки, дополз до клапанной веревки, ухватился за нее зубами и выпустил из шара водород. В 1875 году воздухоплаватели Сивель и Кроче Спинелли погибли от недостатка кислорода на высоте 8 600 метров; их спутник Тиссандье спустился еле живым, в глубоком обмороке. Погиб в 1927 году и американец Грей, который стремился установить рекорд высоты.
Как же оградить экипаж от кислородного голодания? Над этой проблемой долго работал Огюст Пикар, которого мы знаем сейчас как изобретателя батискафа. В 20-х годах он увлекался воздухоплаванием. Пикар сконструировал алюминиевую гондолу с герметически закрывающимися люками. В гондоле специальные аппараты очищали воздух от углекислоты и добавляли кислород, поддерживая нормальное давление, как на подводных лодках.
В мае 1931 года он вместе со своим ассистентом Кипфером достиг в этой гондоле 16 тысяч метров. На такую высоту человек поднялся впервые в мире. Освежитель воздуха работал вполне исправно, и аэронавты не испытывали сначала никаких неудобств. Но сделанная из алюминия гондола стала сильно нагреваться лучами солнца. Снаружи гондолы термометр показывал минус 60 градусов, а внутри гондолы— 41 градус тепла. Пикар решил снижаться. Но тут он обнаружил, что клапан, стравливающий газ, не работает. Взлететь на огромную высоту оказалось гораздо легче, чем спуститься
Весь день Пикара и Кипфера донимала жажда. Воды не было, и они слизывали изморозь со стенок гондолы.
С заходом солнца начался спуск. К счастью для аэронавтов, ветер унес их не в море, а в сторону Тирольских Альп. Упав чуть ли не на вершину горного хребта, гондола метров пятьдесят протащилась по твердому снегу и, наконец, остановилась. Так гондола спасла жизнь своему изобретателю. И в дальнейшем подобная конструкция помогала воздухоплавателям достигать больших высот.
Советские воздухоплаватели Г. Прокофьев, К. Годунов и Э. Бирнбаум в герметической гондоле стратостата «СССР-1» установили мировой рекорд, поднявшись на высоту 19 километров. А в 1934 году легендарный экипаж стратостата «Осоавиахим-1» — П. Федосеенко, А. Васенко, И. Усыскин — достиг 22 километров.
...У нас на аэростате вместо гондолы была ивовая корзина. Мы не поднимались выше 6 тысяч метров и старались как можно реже пользоваться кислородной маской, чтобы сберечь кислород.
Под нами тянулась выжженная пустыня с барханами. Едва заметная сизая дымка, прикрывающая раскаленные пески, не раз рисовала путешественникам заманчивые картины, означающие конец мучительного пути — тенистые оазисы, селения. И мы тоже увидели вдали дым костров, аул, пастухов-казахов, отары овец. Кажется, даже слышно было позвякиванье колокольчиков на шеях верблюдов. Но через несколько минут аул вдруг исчез. Это был мираж.
Тут Кирпичеву наконец-то удалось восстановить связь с Москвой. Нам сообщили направление воздушных масс по высотам, скорость ветра на нашем маршруте. Эти предположительные данные, составленные по наблюдениям десятков метеостанции страны Гайгеров сравнивая со своими измерениями, регистрировал ошибки и отклонения. А я, маневрируя, выбирал для полета самые выгодные условия.
Так мы пролетели над безжизненными плато Усть-Урт, потом, уже в темноте, над Аму-Дарьей...
Горящие каналы
Взошла луна, похожая на ярке» начищенное серебряное блюдо. Кирпичев, бросив взгляд на землю, вдруг сильно потянул меня за рукав:
— Смотри!
Я даже вздрогнул от странного, видения. Где-то далеко-далеко вспыхивал синеватый огонек; с большой скоростью он летел по земле, оставляя блестящий, как у ракетных снарядов, след. Но почему нет тогда грохота, почему тишина? Стрелы, пронизывающие тьму ночи, иногда скрещивались, переламывались, будто встречаясь с какой-то преградой, внезапно исчезали и возникали снова.
Глянув на наши изумленные лица, Гайгеров рассмеялся:
— Это же луна пускает зайчики.
Там, внизу, оросительные каналы!
И правда, каких только картин не увидишь с высоты при полете ночью! Вода в прямых искусственных каналах отражала лунный свет под определенным углом. Когда аэростат попадал в этот угол отражения, стрелы, казалось, вспыхивали, мчались в черноте ночи и исчезали. Ведь аэростат двигался над землей, постоянно меняя свое положение.
Потом каналы потухли: мы прошли Аму-Дарьинскую долину и очутились где-то в районе кызыл-кумских песков. Ветер нес аэростат так быстро, что здесь мы нагнали двигающийся на восток «холодный фронт». Так у синоптиков именуется зона, где охлажденный воздух подкатывается под теплый в виде вала, и оттого возникают сильные вертикальные потоки — теплый воздух устремляется вверх, создавая мощные нагромождения облаков.