Журнал «Вокруг Света» №08 за 1960 год
Шрифт:
Путешествуют и чехословацкие ученые. Они принимали самое горячее участие в исследованиях по программе Международного геофизического года. Их можно было встретить на скованной льдами земле Антарктиды, на судне, разведывающем тайны океанов. В Румынии ученые помогли развести знаменитый чешский хмель, албанцам передали опыт борьбы с насекомыми-вредителями.
Экраны телевизоров, стенды, панно, экспонаты, макеты, муляжи...
Во всем оформлении этой замечательной выставки незримо присутствовал народ Чехословакии — с его высокой культурой, тонким художественным вкусом, жизнерадостным юмором и смекалкой. Словно все — без малого 14 миллионов человек — показывали,
Выставка, даже самая большая из всех выставок Чехословакии, в московском парке культуры и отдыха Сокольники не могла вместить и показать все, чего добились чехословацкие трудящиеся за 15 лет.
У входа на выставку посетителей встречали цветы. Под московскими березками весело пестрел луг чехословацкой весны. Пылали багрянцем нарядные маки. Приветливо кивали головками на ветру кокетливые ромашки. Склонялись белоснежные венчики ландышей. Трепетали на тонких стеблях скромные васильки и незабудки. Раскрывали солнцу нежные лепестки кувшинки. Казалось, что от этих цветов исходит освежающий аромат полей. Трудно было поверить, что все эти 5 400 весенних полевых цветов рождены не природой, а сделаны руками людей — рабочих с завода «Центрофлор» и других предприятий.
Расцвела и маленькая страна, поднятая усилиями трудолюбивых, бережных рук чехословацкого народа.
В. Лебединская
С. Гансовский. Гость из каменного века
— Хотите послушать одну историю? За подлинность ручаюсь. Сам участник.
Все согласились. Подполковник посмотрел на нас и прикрыл дверь в коридор.
— Первый раз решаюсь рассказывать вот так, в компании. Вернее, однажды попытался, но приняли за сумасшедшего... Да. Так вот, это было лет двадцать назад. Точнее, в апреле 1941 года. Мы с товарищем потерпели аварию в Сибири. Петели из Эглонды на Акон, и нам пришлось сделать вынужденную посадку в тайге.
Не буду долго рассказывать, как это случилось. Я был пилотом, Виктор Комаров — штурманом. В метеорологической разведке сбились с курса — вышел из строя гирокомпас, потом попали в болтанку. В облаках самолет вдруг начал проваливаться: наскочили на нисходящее воздушное течение. Я взял штурвал на себя, задрал нос машины, чтобы набрать высоту. Но самолет уже стал вялым. Отдал штурвал, машина меня не слушается: начали обледеневать. Беру круто влево, но и тут никакой опоры, как будто весь мир падает вместе с нами. С двух тысяч метров покатились мы по наклонной. На высоте метров в сто пятьдесят выскочили из облаков. Снежная долина и реденький лес бешено несутся навстречу. Еще несколько попыток взять контроль над машиной — все происходит так быстро, что даже не успеваешь испугаться. Удар, треск, скрежет. Нас бросает вперед, ремни врезаются в плечи. Еще удар, стекла кабины вываливаются, пол становится стеной, и мы висим на ремнях.
А потом начинаются неприятные открытия. Чувствуем запах жженой резины: машина горит. Выкарабкались из самолета, Виктор сразу упал — сломана нога.
Пришлось оставить его лежать на снегу и прежде всего нырнуть в кабину за нашим «НЗ». Потом я
Теперь представьте себе наше положение. До Акона километров триста. Мы в глухой тайге, где человека не бывало, может быть, от самого сотворения мира. Еды всего лишь на неделю, а у Виктора сломана нога. На то, что нас заметят с самолета, надежда плохая — ведь мы сильно сбились с курса. Рация погибла вместе с машиной, и связаться с людьми не можем.
А кругом таежная тишина, сыпал снежок, и приземистые корявые северные елки стояли, как приговорившие нас к смерти безжалостные судьи.
Я старался, чтобы мой голос прозвучал уверенно:
— Ну как, Витя?
Виктор пожал плечами, словно говоря: «Ерунда. Бывало и хуже».
На самом деле хуже у нас никогда еще не бывало. Мы ведь оба были совсем мальчишки. Ему двадцать четыре, и мне столько же.
Из веток я сделал лубки для ноги Виктора и устроил его на сложенном в несколько раз парашюте. Вечер и ночь мы провели у костра. У Виктора начался жар, нога распухла и побагровела. Он терпел. О катастрофе старались не разговаривать.
Утром я оставил товарищу разведенный костер, запас сучьев и пошел на разведку. Снег в лесу был рыхлый, я проваливался иногда по пояс.
Часа через три лес поредел, начался мелкий тальник, чахлые низкорослые березки. Потом и они кончились, передо мной раскинулась равнина. Снег сделался плотным, его утоптали ветры. Тут я почти не проваливался. Но радоваться оказалось рано: равнину прямо, справа и слева закрывала стена горного кряжа. Каменная гряда тянулась с запада на восток, как будто специально затем, чтобы закрыть нам путь на север, к Акону.
Я подошел ближе к горе. Кое-где снег осыпался, обнажились отвесные в трещинах скалы. О том, чтобы втащить туда Виктора, не могло быть и речи.
Помню, что в тот день я прошел километров пять и повернул назад по своим следам, лишь когда совсем стемнело.
Костер еще тлел. Виктор лежал в полузабытьи. Когда я рассказал о своем путешествии, он вдруг совершенно некстати улыбнулся:
— А ко мне мамонт приходил.
— Какой мамонт?
— Какой? Обыкновенный мамонт. Приходил, постоял тут. Поколдовал хоботом над костром.
Я подумал, что Виктор бредит, и, чтобы отвлечь его, заговорил о другом.
Он обиделся.
— Ты что, не веришь?
— Нет, почему не верю? Что тут особенного.
Виктор отвернулся и замолчал. Вскоре заснули. Ночью прошел снегопад, но погода стояла удивительно теплая.
Днем я снова искал перевал через горы. Теперь я пошел в другом направлении и прошагал километров десять, но каменная стена оказалась неприступной. Было похоже, что мы попали в ловушку — в огромную долину, из которой нет выхода.
Усталый и разбитый, я возвращался к Виктору и, не доходя до костра, увидел на поляне большую копну сена. Подавленный, я даже не удивился этому и мимоходом подумал, что вот, мол, Виктор раздобыл где-то сена, теперь тепло будет спать и не придется собирать топливо для костра. (Мне и в голову не пришло спросить себя, откуда могло здесь, в нехоженой тайге, взяться сено и как Виктор со сломанной ногой сумел его притащить.)
Огромный черный предмет, загородивший от меня костер и освещенный по бокам его красными отсветами, в самом деле издали походил на стог сена.