Журнал «Вокруг Света» №08 за 1972 год
Шрифт:
Но военный легат Септимий Флакк прошел еще дальше, из страны гарамантов в так называемую «область эфиопов». И Юлий шатерн, не то солдат, не то купец, из Лептиса Великого «после четырехмесячного пути, во время которого он продвигался только в южном направлении, прибыл в эфиопскую землю Агисимба, где собираются носороги».
Рим не имел военных и политических интересов по ту сторону Сахары, а слоновую кость, черное дерево и черных рабов гараманты доставляли на север сами, не прибегая к услугам римских комиссионеров. И вот наш современник, английский ученый Дж. О. Томсон, предполагает, что Юлий Матери и Септимий Флакк были, вероятно, дипломатическими агентами, может быть, военными атташе при каком-нибудь местном правителе и пересекли Сахару с севера на юг затем, «чтобы утолить необычное для римлян любопытство в отношении неизвестных районов». Но сам же Томсон недоумевает: почему в таком случае географ Птолемей, рассказавший об этих путешественниках, описал их подвиги в нескольких
Этот город уступал величиною и многолюдством только Риму и, пожалуй, египетской Александрии и соперничал с ними прямизною симметричных улиц, украшенных двойными и четверными колоннадами, обилием водоемов, разноверием храмов, богатством книгохранилищ и греко-персидской роскошью дворцов. Любой иностранец, поселившийся в Антиохии, становился полноправным ее гражданином, и не было в мире другого города с таким фантастическим смешением рас и языков.
Главным языком был греческий. О делах римского императора Цезаря Августа писал по-гречески историк Николай Дамаскин, житель сирийского города Дамаска. Он писал о том, как в Антиохию прибыли индийские посланники и остановились в городском предместье Дафна. Посланники везли грамоту, в которой на хорошем греческом языке было написано, что индийский царь Пор сочтет для себя честью назваться другом императора Августа и не только разрешит ему во всякое время проходить через свою страну, но обещает участие в любых предприятиях, которые послужат ко благу обоих государств. Говоря проще, царь Пор хотел торгового союза.
Еще везли подарки — больших змей, очень большую речную черепаху, куропатку величиною с орла и гермеса, безрукого от рождения карлика, называемого так потому, что походил на герму — четырехгранный столп, увенчанный головой. С посольством ехал мудрец Зарманохег, который давно уже намеревался взойти на костер и покинуть таким образом свою телесную оболочку, но, уступив просьбе царя Пора, согласился проделать эту церемонию в любом из крупных городов Римской империи, дабы западные дикари могли воочию убедиться в благородстве древних обычаев Индостана. Он действительно сжег себя в Афинах и удостоился гробницы с надписью: «Здесь лежит Зарманохег, индийский софист из Баргосы...»
И вот это слово, это название некой местности на Востоке, возвращает нас в самое средоточие рассказа о путешествиях римлян или, по крайней мере, подданных Рима, тех, кто независимо от своей национальной принадлежности пользовался всеми или некоторыми привилегиями римского гражданства. Потому что Баргоса есть не что иное, как Баригазы — крупнейший порт северо-запада Индии. Именно здесь римские капитаны— египтяне, сирийцы, греки — грузили на свои корабли рис и тростниковый сахар, бревна тикового и красного дерева, хлопчатобумажные ткани (знаменитый виссон, в котором щеголяли тогда лишь самые богатые европейцы!) и тюки хлопка-сырца, и китайский шелк, доставляемый сюда прямо из Китая купцами Бактрии и, может быть, Согда.
А километрах в пятистах к северу, в устье Инда, там, где море, по выражению поэта Катулла, «бросает волны на берег гулкий», находился другой центр международной морской торговли — Барбарикон. Там, как в Баригазах, портовые склады ломились от римских товаров — готовой одежды, амфор с выдержанным вином и прочей западной продукции, которую археологи находят теперь в развалинах древних городов поблизости от Душанбе и Кабула, Пешавара, Дели в виде обломков стеклянной и серебряной посуды, мраморных и бронзовых статуй, гипсовых медальонов и резных драгоценных камней с изображениями эллинских богов и героев.
Вся эта роскошь требовалась в огромном количестве и всюду от Инда до Амударьи, то есть на обширных пространствах Кушанской империи, которая и была в Баригазах и Барбариконе главным торговым партнером Рима между I и IV веками нашей эры. Требовались не только произведения римского художества, но и сами художники, римские скульпторы и архитекторы. Не потому, что не было своих, а потому, что строили кушаны много и пышно, денег на мастеров не жалели и вербовали их
На раскопках кушанской Каписы (севернее Кабула) археологи собрали коллекцию резной слоновой кости. Были там фигурки танцовщиц, сделанные, судя по стилю, в другом кушанском городе, Матхуре, в Северной Индии. И точно такая матхурская танцовщица найдена в Помпеях, в Средней Италии. Чье-то воспоминание о путешествии на Восток или просто дорогая безделка, за которую какой-нибудь помпейский любитель редкостей дал цену трех образованных рабов.
Посылая Цезарю Августу престарелого йога и куропатку непомерной величины, царь Пор, видимо, надеялся, что формальный торговый договор даст ему монополию на римско-индийскую торговлю. Несколько ранее, в 20 году нашей эры, другое посольство из Индии, от царя Пандиона, прибыло в резиденцию Августа на остров Самос. Они везли слонов, черных евнухов и жемчуг. Император принял дары, но он был занят ближневосточной политикой, он был занят решением «армянского вопроса», потом «боспорского вопроса», а тем временем летние муссоны гнали сотни купеческих кораблей от восточных берегов Африки к западному побережью Индии, где ожидали их старые индийские гавани и новые греко-римские порты Сирастра, Дунга, Палепатма и Византии, Херсонес, Брамагара и Музирис. Их было много, этих торговых городов с восточно-западными именами, они вытягивались цепью с севера на юг, от устья Инда и вдоль берега, который римляне называли Лимирик, и до мыса Коморин. Реальность каждого звена этой цепи подтверждают монетные клады—золотые и серебряные денарии, медная мелочь, чеканенные в первые века нашей эры, когда купеческие рейсы отодвигали все дальше на восток пределы римского «земного круга».
В пятидесятых годах новой эры некий делец по имени Анний Плокам откупил у государства право на сбор пошлин по западным берегам Индийского океана. Будучи специалистом по финансовым операциям, он, конечно, никуда не плавал, а посылал в море верных людей. Верность можно было приобрести разными способами — например, отпустить своего раба на волю. И случилось так, что один его вольноотпущенник, объезжая приморские поселения Аравии, был застигнут сильнейшим северным штормом. Огромные вспененные валы подхватили судно, вынесли в океан, и ветер, крепчавший день ото дня, помчал корабль курсом на юго-восток, да так скоро, что на пятнадцатый день, как сообщает Плиний, приказчик Анния Плокама очутился на острове Цейлон, или Тапробана, как именовали его греческие географы, или же Палесимундум. Хотя некоторые считали, что это последнее название принадлежит не острову, а только его столице. Там нечаянный путешественник был принят повелителем Цейлона. И будто бы целых шесть месяцев бывший раб беседовал с заморским царем о делах Рима, о торговле, финансах, о Сенате и божественном императоре Клавдии. Будто бы царь одобрил все, что услышал, и особенно ему понравились серебряные деньги, отобранные у римского гостя. Ему понравилось, что все денарии имели одинаковый вес, хотя были выпущены разными императорами. Цейлонский государь удивился и нашел это очень справедливым. Вскоре с Тапробаны отбыли четверо царских поверенных. До Рима они добрались, когда Клавдий уже умер и место его заступил Нерон.
А пока на Палатине сменялись императоры, их подданные из восточных провинций, эти сомнительные граждане Рима, все эти полупочтенные торговцы, эти греки, копты, иудеи, сирийцы и как их там еще называют, проникали все глубже на Восток и вели торговые дела в Золотом Херсонесе и в устье реки Коттиарис, то есть на полуострове Малакка и на Красной реке, между нынешними Ханоем и Хайфоном.
Лет через сто после цейлонских приключений вольноотпущенника Анния Плокама в Поднебесной империи произошло чрезвычайное событие — император Хуаньди принял послов из страны Дацинь, как называли китайцы Рим. Согласно «Хоуханьшу», летописи младшей Ханьской династии, «...дацинский император Ан Тун отправил посольство, которое вступило в Китай с границы Аннама (Вьетнама). Оно принесло в качестве дани слоновую кость, носорожьи рога и панцирь черепахи. С этого времени установилась прямая связь. Но в списке даров нет драгоценностей, это дает основание предположить, что они их утаили».
Летопись указывает дату: октябрь 166 года. Это время императора Марка Аврелия Антонина — Ан Туна в китайской транскрипции. Известно, однако, что Марк Аврелий никого не посылал в Китай, а если бы послал, то, конечно, не поскупился бы на подарки. В их числе непременно оказались бы украшения из янтаря или цветное стекло, которое в Китае варить тогда не умели и почитали наравне с драгоценными камнями.
По-видимому, «император Ан Тун» и не подозревал об этой странной дипломатической миссии, которая наспех обзавелась посольскими дарами в Индии (слоновьи и носорожьи бивни), на рынках Бирмы или Вьетнама (черепаха) и явилась в Китай с юга по маршруту, проложенному сирийскими перекупщиками шелка именно в годы правления Марка Аврелия, когда война с Парфией и вспыхнувшая затем эпидемия чумы надолго закрыли Великий шелковый путь из Антиохии в Бактрию и в оазисы Восточного Туркестана.