Журнал «Вокруг Света» №08 за 1986 год
Шрифт:
Да и движение птиц беспорядочно только на первый взгляд, в нем есть свой смысл и согласованность. Одни сидят на гнездах, насиживают яйца, другие «мотаются» на кормежку к полыньям и разводьям, третьи борются за место под солнцем: покушаются на чужое гнездо или, наоборот, отгоняют агрессивного соседа.
— Ты, наверное, удивляешься, как они живут в таком шуме-гаме?— спрашивает Василий.— А ведь он им необходим, они просто не могут без него. Тишина была бы для них убийственна. Каждая птица чутко реагирует на любой звук, и это помогает ей определиться. Я составляю сейчас карту шумового поля базара, ребята из Киева прислали такой прибор — для записи звуковых колебаний. Посмотрим,
Василий говорит, что зоологам пора выходить на другой уровень исследований. Обобщения нужны. На универсальной основе, с привлечением всех наук. Рассказывает, как, например, археологи помогли ему определить возраст базаров. Они нашли на древнеэскимосской стоянке у Чертова оврага кости кайр — значит, уже тогда, три с половиной тысячи лет назад, эти птицы здесь гнездились. Потом возраст базаров пришлось отодвинуть еще дальше, ко времени возникновения острова. Это уже область палеогеографии. Или другой пример: решили сделать горизонтальные аэрофотосъемки базаров, обратились за помощью к топографам и летчикам. И благодаря им увидели привычное другими глазами!
Дорогу нам преграждает мыс с зияющей аркой. Это первые из трех ворот Уэринга. Пока мы огибаем их, карабкаясь по льдинам — пройти под аркой мешает широкое озеро разлившейся воды,— охраняющий ворота бургомистр, недовольно покрикивая: «Так... Так... Так...»— зорко наблюдает за нами, а потом вдруг, сорвавшись, пикирует на меня. С Василием он, должно быть, свыкся.
— Не понравился ты ему,— посмеивается в бороду мой спутник.— А представь, нападет такой, когда ты на скале висишь. И отмахнуться нечем! Или когда плывешь на резинке, а он сверху — бац! Нельзя расслабляться. Арктика... Вообще жизнь базара полна скрытого напряжения и опасностей,— переходит он на серьезный тон.— Здесь все спешат — за считанные дни надо исполнить брачный ритуал и вывести потомство. И все настороже. Чуть зазевался — и конец. Никакой дружбы — жестокий закон выживаемости.
Вот еще одна жертва естественного отбора,— Василий поднимает со льда окоченевшую моевку.— Исследователю здесь, чтобы добыть экземпляр, не надо убивать птиц, и так хватает. А добивать подранков мне все же пришлось научиться. В университете этого не проходят. И каждую такую птицу нужно вскрыть и изучить по десяткам морфопараметров. Чем больше, тем лучше. Скажешь, чистая статистика, для чего это нужно? Видишь ли, я всерьез занялся фенетикой — наукой о внешних признаках птиц, пытаюсь распутать вопрос об эндемиках острова. Ты что-нибудь слышал о чистике Таяна и кайре Геккера?
Признаться, я имел лишь самое смутное представление об этих птичьих подвидах или расах. Знал, что их впервые открыл и назвал зоолог Леонид Александрович Портенко еще до войны и что с тех пор никто этим не занимался. Вспомнил и статью Василия о моевках, в которой он доказывал, что птицы острова Врангеля заметно отличаются по внешности от «номинала», приведенного в определителях, и что изменчивость эта — следствие длительной привязанности к острову, изоляции... Меня поразило другое: чтобы написать статью в неполных четыре страницы, Василию пришлось просмотреть двести пятьдесят тушек погибших чаек, сделать полторы тысячи промеров.
— Так вот, любой чистик на Уэринге — это чистик Таяна и любая кайра — кайра Геккера,— просвещает меня Василий,— то есть это особые формы, возникшие в процессе эволюции. У них и крылья чуть длиннее, и по окраске любую здешнюю птицу можно отличить сразу... Я-то, положим, это
Впереди уже показались вторые ворота Уэринга, когда мы услышали грохот — здоровенная глыба, высоко подпрыгивая, прокатилась по скалам и тяжело врезалась в лед. Туча птиц одним махом взвилась в воздух.
— Отойди подальше! — предупредил Василий, и вовремя: потревоженный падением глыбы склон приходит в движение, полосы мягкого сланца ползут вниз, увлекая за собой большие и мелкие камни, сметая все на своем пути.
Обвал давно затих, а птицы не могут угомониться. Испугались не зря: случается, птиц, сидящих на гнездах, особенно неповоротливых кайр, убивает при камнепаде.
Вторые, центральные, ворота Уэринга еще называют Хоботом — они и впрямь издалека похожи на хобот мамонта или слона, вмерзший в лед. Над самым входом в ворота замечаем двух сидящих рядышком необычных птиц: размером с утку, черно-белые, с огромными треугольными красно-желтыми клювами и темными полосками у глаз — они кажутся разрисованными и очень напоминают попугаев. Ипатки! Раньше я видел этих птиц только раз, неподалеку отсюда, на острове Геральд, но хорошо запомнил. На Врангеле они редкие гостьи, гнездятся не каждый год.
А чуть в стороне от неподвижных, словно позирующих ипаток из глубокой расщелины беспомощно свисает клюв третьей, такой же, но мертвой птицы.
— Что с ней приключилось? — раздумывает Василий.— А знаешь, это редкая возможность. В коллекции заповедника ипатки нет. Будем доставать!
— Как? — недоумеваю я.
Погибшая птица метрах в пятнадцати над головой, на нависшей скале.
— Достанем,— упрямо повторяет Василий.— Ты мне поможешь? Завтра же начнем.
Как ни странно, чем больше человек узнает о животных, тем загадочнее они становятся.
Почему морские птицы живут колониями? Какой коллективный «разум», внешне стихийный, на деле математически точный, управляет базаром? А, загадки миграций?
Вот пролетела полярная крачка — вертлявая крикунья с длинным хвостом, мелькнула и скрылась. Вроде бы мы неплохо ее знаем, она есть в наших музеях, определителях, монографиях, энциклопедиях — и все же ускользнула от полного понимания, осталась чудом.
Эта небольшая птица дважды в году, весной и осенью, совершает кругосветные путешествия, да какие — гнездится в Арктике, а зимует в Антарктиде! Стартовав здесь, крачка устремляется вдоль берегов Евразии на запад и только потом, огибая побережья Атлантики, спускается к югу, покрывая в общей сложности десятки тысяч километров. Причем такие дальние полеты совершают не только взрослые птицы, но и молодняк, впервые вставший на крыло, который проделывает свой путь на зимовку раньше и независимо от родителей, без всякого опыта и примера.
Каким образом рассчитывают птицы свою воздушную трассу над океанами и материками? Как угадывают время прибытия с точностью до дней? Все это пока для нас область неведомого.
Ясно только, что та биологическая информация, которой птицы, как и другие животные, пользуются из первых рук природы, с генетических матриц, посредством инстинкта, а не сознания, для нас бесценна. Вот почему так важно сберечь каждый вид жизни на планете — он несет в себе совершенно уникальный, неповторимый способ существования, биологические способности и механизмы, пока что недоступные нам.