Журнал «Вокруг Света» №08 за 1989 год
Шрифт:
Ест китенок подолгу и с большим аппетитом. Детеныш должен расти быстро, еще два-три месяца — и ему предстоит покинуть спокойные, в общем-то, воды залива, чтобы встретиться с океаном. Некоторые исследователи считают, что в среднем китенок в час поправляется на четыре с половиной килограмма. Значит, в сутки — сто с лишним...
Не выпуская детеныша из объятий, мать, кажется, всецело отдается капризной, переменчивой воле моря. Но куда бы ни влекла их стихия, сколь переменчивы ни были бы ветры, тело матери при любых условиях будет располагаться так, чтобы волны не только не заливали малыша, но и не слишком докучали ему.
Подросшие малыши уже не похожи на едва вылупившихся на свет несмышленышей. Хотя и до взрослых им еще учиться и учиться. Но китята никогда не играют друг с другом, а к тем, кто постарше, относятся разве что с почтительным любопытством. Играют они самозабвенно.
Вот малыш тихонько
Мама, естественно, приходит в негодование, но и в гневе остается по-своему нежной. Она просто хватает проказника плавниками и сжимает его в могучем объятии — до тех пор, пока тот не успокоится. Все — мир заключен. И никаких препирательств, упреков, взаимных оскорблений. Они надолго так и застывают в нежных объятиях друг у друга. Малыш часто при этом засыпает, случается, что первой вдруг заснет мать, и тогда китенок отправляется на поиски приключений.
Однажды один такой вот беглец заприметил нас еще издали и, движимый, разумеется, любопытством, пошел на сближение... Трудно передать, что мы испытали в те мгновения: радость оттого, что так нежданно-негаданно повезло, азарт начинающейся фотоохоты — ведь удача-то сама плывет в руки! Однако нам отлично было известно и о том, на какие шалости способен этакий пятиметровый «мальчонка». Нацелив свои фотокамеры, мы старались все-таки не забывать о бдительности. А китенок с подкупающей беззаботностью плыл навстречу: наша красная надувная лодка да и мы трое на ее борту, без сомнения, представлялись ему неким диковинным зверем, с которым недурно бы попытаться завести знакомство поближе.
Мы отщелкивали кадры со скоростью, на какую только были способны. И все-таки...
Ни с того ни с сего — не иначе, как сработало шестое материнское чувство — проснулась его мамаша. Один — но какой мощи! — удар хвоста, стремительный бросок — и ее корпус на мгновение зависает над нами. Потом, вспоминая эту атаку, мы пришли к выводу, что здесь не было агрессии, просто мать поспешила оградить сына, так сказать, от дурного влияния улицы.
Мгновение — и мы всей честной компанией вместе со снаряжением оказываемся в воде. Вынырнув и ухватившись за борт, я завертел головой, пытаясь определить, где сейчас находятся наши киты. Они преспокойно удалялись к тому месту, где еще так недавно почивала мамаша. Хвосты их ритмично вздымались и опускались. Человек очень уж постарался, чтобы и среди китообразных заработать репутацию злейшего врага. И все-таки ни разу еще кит первым не нападал на человека. Вот уклоняться от встречи с ним — другое дело. Несмотря на свои более чем внушительные габариты, кит необычайно чуток и пуглив. Словно живой локатор, он из всего обилия морских шумов легко выделяет посторонние звуки и... Прости-прощай намеченная было встреча. Едва мы, открыто демонстрируя свои самые дружеские намерения, на двух лодках устремились к заранее облюбованному киту, тот немедленно всполошился и, ударив мощным хвостом, ушел на глубину. Мало того — попутно еще и соседей успел предупредить о грозящей опасности. Наши лодки — вот, пожалуй, и все, что мгновения спустя красовалось посреди будто вымершего вдруг залива — две яркие городские посудины с подвесными моторами, оторопело приплясывающие на волне, поднятой доброй дюжиной китовых хвостов.
Наученные горьким опытом, мы разработали иную тактику. Теперь, облюбовав объект очередных съемок, отправляемся на лодках далеко в сторону от стаи. И только отплыв километров пять, не меньше, начинаем потихонечку, на веслах, подгребать к киту с подветренной стороны. Оказавшись уже достаточно близко, продолжаем путь вплавь. Последние метры проходим на полутора-двухметровой глубине, подходим совсем близко — так, что рукой прикоснуться можно. Правда, нам тоже приходится все время быть начеку, хотя это удивительное животное просто неспособно на злой умысел. Опасность таится именно в его пугливости. Получив от собратьев лишь ему одному
Киты, ставшие завсегдатаями залива Сан-Хосе, как две капли воды похожи на своих собратьев, обитающих в холодных морях Северного полушария. Считается, что австралийский кит никогда не пересекал экватор. Не бывал он и в Бискайском заливе. В просторечии северянин зовется по-всякому: и бискайским китом, и черным, и баскским, и даже... китом с шапочкой. Дело в том, что наверху, почти у края его вытянутой головы, имеется большой плоский нарост, издалека действительно напоминающий шапочку. Это — среда обитания паразитов, ракообразных, червей; она шевелится, извивается длинными отростками, похожими на редкие пряди волос. Еще один такой же нарост расположен под нижней губой — на манер бороды. Другие, поменьше, разбросаны по всей голове, что придает каждому киту присущий лишь ему одному облик.
Но надо сказать, все эти прозвища он заслужил. Считается, например, что еще тысячелетия назад с наступлением весны черные киты проникали в Бискайский залив. А где-то в XVI веке жители прибрежных деревень — а это были баски — начали на них охотиться. Разумеется, и раньше в тех краях находились смельчаки, отваживавшиеся сразиться с исполином, но только начиная с 1500 года техника охоты (потом ее переняли голландцы и другие народы) стала настолько совершенной, что на китов, собственно, уже и не охотились — их добывали. В те времена в Бискайском заливе велась так называемая свободная добыча китов — другими словами, китобои не облагались пошлиной. Позднее они обязаны были отдавать властям до трети своей добычи.
И все-таки самое известное определение этого кита — «кит настоящий», или «натуральный». С незапамятных времен именно черные киты слыли самой желанной добычей китобоев.
В отличие от других, туша черного кита не тонет, ее нетрудно отбуксировать к пристани, а оттуда уже отправить на фабрику по переработке китового жира. Именно такой кит и считался настоящим...
Целый год киты провели в безостановочном плавании по гигантской Атлантике, послушные лишь воле миллионами лет складывавшихся миграционных течений. Почему же из великого множества возможных прибежищ они избрали именно эти два залива полуострова Вальдес? Или Сан-Хосе и Гольфо-Нуэво для них — самые уединенные из всех мест? А может, ими движет тот же инстинкт, что бросает лососей в неукротимую борьбу со стремниной северных рек — вперед, вперед и выше, к рождению, к смерти? То же чувство, что заставляет угрей искать пути к Саргассову морю, чтобы там, где они сами увидели свет, и только там зачать новую жизнь?..
Почти для всех млекопитающих роды — событие интимное. Животные, обитающие на суше, укрываются от посторонних глаз — в норе ли, в логове или в берлоге. Ведь, совершив нелегкий свой труд, мать первое время не в силах будет защитить ни детенышей, ни саму себя от разбойного нападения. С самкой кита все обстоит иначе: и велик океан, да негде ей здесь укрыться. Повсюду, со всех сторон подстерегает опасность, и чувство этой опасности она впитывает с материнским молоком. В любой момент мародер — касатка, к примеру,— может, проскользнув под ее брюхом, оборвать жизнь в самый момент ее рождения.
Надо сказать, что и брачные игры китов происходят при большом скоплении публики. Целая стая самцов начинает ухаживать за самкой — то есть устраивает за ней погоню и по воде, и под водой. Все это длится до тех пор, пока она не позволит кому-то из них ее настичь. Один-единственный избранник указан — остальные могут быть свободны. И они почтительно удаляются прочь; не совсем прочь, конечно, но на приличную дистанцию. Это — самые стойкие кавалеры. Остальные еще раньше махнули плавником на норовистую невесту — и подустали в дороге, да и соперники изрядно намяли бока: в этой гонке с выбыванием каждый норовит почувствительнее боднуть слишком уж разгорячившегося соседа.