Журнал «Вокруг Света» №08 за 1994 год
Шрифт:
Адская пустыня
На севере и на юге — две цепочки оазисов: отрезки древнего Шелкового пути. В центре — около четырехсот тысяч квадратных километров нетронутой пустыни, зыбкие дюны, разгоняемые необузданным и ветрам и... Несколько лет назад четыре человека пересекли Такла-Макан, пустыню, лежащую на западе Китая. Это были журналисты Эрве Деран и Мишель Дралье, врач Ксавье Фаржа и писатель Жак Ланцманн.
Мишель Дралье вел дневник экспедиции.
Н
Самая настоящая армада покидает Хотан: два больших грузовика на шести ведущих колесах, два вездехода и один джип связи. Позади остаются плантации, фруктовые сады и огороды. Первые дюны появляются через два часа пути. Каждый переход через высохшее русло реки Хотан — настоящее испытание для автомобилей. Уходит много времени на то, чтобы вытащить их из зыбучих песков.
Первый бивак. Подходят уйгурские погонщики с караваном. Теперь верблюды понесут драгоценный груз — продукты и бутылки с водой. Верблюды останавливаются у края последней лужи, дальше — пески Такла-Макан.
Если бы их спросили — почему они выбрали эту пустыню, путешественники, вероятно, ответили бы так: несколько веков Такла-Макан не знала человека. Нет документов, никаких фотографий, опасная репутация... Последнее кажется им особенно заманчивым. В йеменском карван-сарае Жак Ланцманн читал своим спутникам строки из книги Петера Хопкина: «Внезапно небо омрачается и немного погодя обрушивается на караван. Огромные массы песка, перемешанного с камнями, кружатся вихрем и падают на людей и животных. Темнота сгущается, и странные звуки, вызванные столкновением различных предметов, сливаются с завыванием бури. Все это напоминает адские видения...» Но Такла-Макан уже полностью занимает воображение путешественников. Жак Ланцманн убеждает спутников хотя бы купить противогазы и очки сварщика... Организация экспедиции далась тяжело. Китайские власти отнеслись к идее путешествия неодобрительно: как организовать помощь в этом потерянном краю? Для многих китайцев — это пустыня, «внушающая ужас, чистилище, которым пугают непослушных детей». Чтобы победить их сопротивление, потребовалось два года тесных переговоров, а также помощь фирм «Фуджи» и «Вольвик» в размере восьмидесяти тысяч долларов.
В Урумчи, столице Синьцзян-Уйгурского автономного района, именитые люди провинции и руководители Китайской Горной Ассоциации принимали путешественников как официальных лиц. Здесь они участвовали в настоящих международных переговорах. Хозяева, неизменно предупредительные, представили им господина Алипа, «специалиста» по Такла-Макану.
... Им говорят, что однажды он пересек пустыню, следуя по руслу реки Хотан, и теперь будет гидом экспедиции. Французы недоумевают: заехать в такую даль, потратить столько средств, чтобы пройтись по какому-то иссохшему руслу! Они отстаивают свой план перехода, но победа вовсе не означает благополучного разрешения всех проблем: под предлогом внесения организационных изменений китайцы требуют прибавки в пять тысяч долларов.
Жак вне себя. Ксавье, который говорит по-китайски, — гневный рупор экспедиции. Резиденция районного руководства, разглагольствования, закулисные угрозы — все ни к чему. Французам остается одно — сесть в двухмоторный Ил, который доставит их в Хотан. Переход через необъятные просторы дюн, над которыми они пролетают, едва ли в дальнейшем покажется им более сложным, чем прошедшие переговоры.
В Хотане наводящие на размышления рисованные плакаты предупреждают об эпидемии, которая ходит по округе. Возможно, это — вирусный гепатит или холера. Путешественников помещают в гостиницу-госпиталь, и постоянно носящиеся машины «скорой помощи» отнюдь не способствуют их успокоению.
В устах китайцев «до свидания» звучит как «прощайте»...
«Первая ночь под звездами Такла-Макана, — записывает Мишель Драпье в дневнике. — Зу, наш офицер связи, устанавливает полевую рацию. «Дон жа, дон жа». Отныне мы будем слышать эти позывные в течение многих вечеров.
Лиан, китайский фотограф, который собирался непременно сопровождать нас, заболел. Ксавье ставит диагноз — солнечный удар, и один из наших погонщиков отвозит обратно в Хотан. Ожидая его возвращения, мы проводим следующий день, испытывая на песке лыжи. Не очень убедительно. В противоположность Сахаре песок Такла-Макана обладает весьма большим сцеплением и не облегчает спуск с дюн. Лыжи эффективны лишь при подъеме, но в этом ли цель приспособления?
В полдень на солнце температура достигает 52 градусов. Мы обедаем под натянутым между двумя дюнами холстом. По мере продвижения в глубь пустыни они становятся все более высокими. Иногда, поднявшись на дюну, замечаем вершины Тянь-Шаня, которые находятся в более чем восьмистах километрах отсюда.
Жара становится удушливой, мы порой увязаем по колено в обжигающем песке...
Единодушно решаем, что Эрве самый способный из нас, чтобы прокладывать курс. Мы же втроем меняемся и поочередно идем впереди разведчиками, служа своего рода точкой отсчета. Нерисковая работенка? Увидите... На третий день я ускоряю шаг, придерживаясь в качестве ориентира «мышки с остренькими ушами» — маленького едва заметного кургана, возвышающегося над зарослями гребенщика. Я огибаю дюны, ориентируясь с помощью компаса в своих часах. Через полтора часа ходьбы мне кажется, что я достиг своей точки отсчета. Полбутылки «Вольвика», две плитки «Нэсле» — и снова погружаюсь в наслаждение пейзажем. И думаю только о фотографиях: первых видах Такла-Макана.
Час ожидания. По-прежнему никого на горизонте. Меня начинает охватывать беспокойство. Глядя в бинокль, отыскиваю следы каравана. Наконец замечаю Ксавье и Эрве далеко на северо-востоке — крошечные черные точки на охровой дюне. Поднимается ветер, и я, более не отрываясь, слежу за ними в бинокль. Где же прошел караван? Неожиданно два силуэта исчезают. Секунда паники. Я возвращаюсь бегом. Мои следы уже почти уничтожены ветром. На вершине одной из дюн замечаю группу, идущую к северу. Не слишком ли к северу? Бегу как сумасшедший. Найти их, немедленно. Мне нужен еще час бега, чтобы наконец настигнуть товарищей. Мой утренний пыл заставил меня сильно отклониться на юг. «Мышка с остренькими ушами» была другой мышкой. Хороший урок: отныне мы идем, не теряя из виду друг друга, и ориентируемся на голоса».
... Дюны, одни дюны, охрово-красные, бледно-желтые. На протяжении многих дней пейзаж остается неизменным. Каждое утро путники вглядываются в пустыню, чтобы обнаружить хоть какой-нибудь след, ориентир, жизнь. Ничего. Караван — это единственное, за что цепляется взгляд.
Вечером путешественники собирают хворост, кустики гребенщика, чтобы развести неожиданный в этом месте костер. Лица трех уйгурских погонщиков оживают в отблесках пламени. На каждом привале Дао Лятэй рассказывает, прибегая к выразительной жестикуляции, местные истории. Никогда он не согласится с тем, что путники не понимают его языка, и беседы по-уйгурски продолжаются до самого конца путешествия...