Шрифт:
Тревожное предзимье
Д ень выдался хмурый, ощутимо похолодало, и с утра, почти не переставая, моросил мелкий дождь. Однако Клим Канчуга, егерь госпромхоза «Пожарский», решения своего плыть к верховьям Бикина не изменил.
Об этом мне сообщил Николай Васильевич Дункай, удэгейский писатель, почтовый работник и хранитель небольшого этнографического музея в поселке Красный Яр. Зайдя в школу-интернат, пустующая комнатка которого служила номером гостиницы в этом поселке, он передал мне приглашение
Конечно, к назначенному сроку я был на берегу. Лодку Клима Канчуги отыскал в тихой заводи под обрывом в самом дальнем углу села. В ней уже стояли фирменные сани, на которых возят груз зимой по льду реки, цепляя их к «Бурану». Поверх были привязаны широкие, подбитые мехом изюбра охотничьи лыжи. Стояли в ряд бачки с бензином, несколько увязанных мешков, кошма, ружье — все, что нужно охотнику отдаленного зимовья; были в лодке и короткие весла, и длинные шесты на случай, если заглохнет мотор и придется сплавляться без него.
Коренастый, плотно сбитый, одетый в теплую куртку и меховую шапку, широкоскулый егерь критически оглядел мой городской наряд и предложил поверх всего облачиться в брюки и куртку из шинельного сукна — костюм промыслового охотника. Лишь после этого он указал мне место в середине своей очень длинной и узкой, с виду весьма неустойчивой лодки. Сам ловко устроился на корме у руля подвесного мотора, дал течению вытолкнуть лодку на середину реки, дернул шнур пускача, дико взревел мотор, и, подняв белые буруны вдоль бортов, с неутихающим грохотом мы стремительно понеслись встречь течению.
...Бикин берет начало у западных отрогов хребта Сихотэ-Алинь. На своем более чем пятисоткилометровом пути к реке Уссури он вбирает воду множества скатывающихся с гор и вытекающих из болот речек и ручьев, то суживаясь в бурлящее русло, то распадаясь на протоки, не заплутать в которых может лишь коренной житель этих мест. Об этом писал еще Владимир Клавдиевич Арсеньев, прошедший по берегам Бикина в 1907 году вместе с незабвенным своим проводником, опытнейшим охотником и следопытом Дерсу Узала.
История их совместного путешествия описана в широко разошедшейся по миру книге «Дерсу Узала». Старый гольд, как известно, так и не смог приноровиться к жизни в городских условиях, погиб на пути в тайгу от руки злодея, но благородный образ его, воссозданный рукою писателя, до сих пор волнует читателей.
Мчась по Бикину и из-за шума мотора не имея возможности поговорить с егерем, я вновь и вновь размышлял о силе писательского слова, способного будоражить чувства людей, хотя прошли уже годы и годы после описываемых событий. В Красный Яр, современный поселок, выросший на берегу Бикина в среднем его течении несколько десятилетий назад, в последнее время зачастили гости из дальнего, как теперь говорят, зарубежья. Австралийцы, американцы, шведы и швейцарцы, чехи и поляки вместе с известными нашими путешественниками уже успели побывать в Яру, стремясь познакомиться с нынешней жизнью удэгейцев и хоть краешком глаза взглянуть на места, где последним маршрутом в своей жизни прошел гольд Дерсу Узала.
От
Арсеньев определил Бикин как реку с самыми лесистыми из притоков Уссури берегами. Лесом покрыты все горы, долины и острова, записал он. И перечислил, какие водятся в прибрежных лесах звери: «...тигр, рысь, дикая кошка, белка, бурундук, изюбр, козуля, кабарга, росомаха, соболь, хорек, летяга, кабан, бурый и белогрудый медведи». Но не только зверьем славился в те годы Бикин. Эта река, восхищался Арсеньев, «по справедливости считается и одною из самых рыбных рек в крае. В ней во множестве водятся: вверху — хариус и ленок, по протокам, в тенистых водах, — сазан, налим и щука, а внизу, ближе к устью, — таймень и сом».
Многое с той поры изменилось и в жизни людей, и в жизни реки. Кета в реку совсем уже не заходит. Еще встречаются щука и ленок, но все местное население пробавляется в основном хариусом. Рыбкой хотя и вкусной, но очень уж мелкой.
На треть повырублены леса по берегам Бикина в низовьях. Поселки лесорубов и геологов-поисковиков вплотную подступили к орехово-промысло-вой зоне госпромхоза «Пожарский», где рубки пока еще запрещены. Нетронутыми остаются леса в средней части реки и в верховьях. Они-то и дают возможность существовать нескольким сотням удэгейцев, орочей и нанайцев, что проживают нынче в основном в поселке Красный Яр. Но и к этим лесам протягивают руки алчные совместные предприятия...
Мои размышления были неожиданно прерваны: впереди показался огромный завал. Вырванные с корнями весенним паводком гигантские тополя, ильмы, ели приткнулись к отмели, перекрыв все русло реки. Мрачностью своей эта картина напоминала кладбищенскую...
Лишь в одном месте завала виднелся узкий извилистый проток. Вода в нем кипела, а перед входом торчало полупогруженное корневище. И именно к этому протоку, чуть привстав и весь подавшись вперед, вел лодку егерь.
Я, байдарочник, сплавлялся по многим рекам, бывал в переделках, но тут обомлел. Идти в кипящий поток на тяжелой и длинной махине, какой в этот миг показалась мне наша лодка, было равносильно самоубийству. «Ну, не утонем, — мысленно одернул я себя, — если и перевернемся, возможно, еще выплывем». И все же оказаться в эту предзимнюю пору в ледяной воде, расстаться с уже отснятыми пленками и фотоаппаратурой страшно не хотелось. А нос лодки уже приблизился к коряге, Клим сбросил газ, и теперь стало слышно, как бешено шумит и клокочет вода в протоке. Мы вывернули на стремнину, и тут мотор зарычал, лодка встала, а потом медленно поползла вперед, едва не касаясь бортами мокрых корневищ. Белый бурун вскипел у поворота, нос лодки вильнул, свалился с волны — и мы с ревом понеслись уже за границей завала. Егерь, как Будда, опять с полнейшим безразличием восседал на корме, пристально вглядываясь в неспокойную реку.