Журнал «Вокруг Света» №09 за 2006 год
Шрифт:
Но на бумаге сам процесс здесь, кстати, как ни странно, довольно либерален: в отличие от Европы подсудимый не на словах, а на деле считается заведомо правым, и следствию приходится прямо перед «изумленной публикой» и старейшинами общины доказывать его вину. Зато наказания по исламским нормам не в пример суровее: здесь до сих пор никого не удивишь отрубанием рук и ног или побиванием камнями. Однако, как мы уже могли заметить, не мягкость законов, а гарантии прав в суде являются условием справедливости правосудия.
В шариатском суде человек к тому же оказывается заложником строгих процессуальных, можно сказать, сакральных правил. По каждому из дел существует своя система доказательств.
...Впрочем, вне зависимости от того, какая система применяется, суд занял сегодня уникальное, важнейшее место в мировой экономической и политической практике.
В 1920 году при Лиге Наций была впервые учреждена Постоянная палата международного правосудия. Она, как и сама Лига, оказалась бессильна разрешить острые конфликты между государствами, однако стала прообразом для Международного суда ООН, созданного уже после Второй мировой войны (конечно, свой отпечаток на него наложили и знаменитые послевоенные трибуналы, особенно Нюрнбергский).
Но пока эффективность «юстиции без границ» оставляет желать лучшего. Куда активнее идет развитие судов в рамках региональных организаций. Так, Страсбургский суд своими решениями вынудил многие страны Европы пересмотреть свое законодательство в части свободы слова, прав секс-меньшинств, стандартов уголовного судопроизводства... Именно под давлением Страсбурга Россия отказалась в форме моратория от смертной казни и передала свои тюрьмы в ведение Минюста. Правда, часто международную юстицию обвиняют в исполнении политических заказов. Эти упреки не всегда несправедливы, но адресовать их следует, скорее, тем, кто эти заказы формулирует.
Впрочем, и национальные европейские суды в ХХ столетии впадали в тот же грех, обслуживая правящие режимы. Можно ли винить в этом судей? Очевидно, нет. Ведь если судья выносит неправосудный приговор, то его должно привлечь к ответственности государство. Если же этого не происходит, он, скорее всего, выполняет задачу, поставленную перед ним этим самым государством, правительством, за кое в ответе, как известно, народ.
В тоталитарном обществе может существовать совершенный закон, но это, увы, ширма, за которой творится неправосудие. И, напротив, в странах с развитыми демократическими традициями может отсутствовать детальная проработка многих норм — законы-инструкции там не нужны, так как существует независимый и справедливый суд. Более того, попытка каждой запятой регламентировать жизнь общества есть восполнение недостатка правосудия.
Остается, пожалуй, добавить, что первое из вышеприведенных парадоксальных утверждений все же верно лишь отчасти. В тоталитарных обществах законы либеральны лишь до определенного предела. Да, имелись некоторые основания считать сталинскую конституцию «весьма демократической», но все же руководящая роль партии в ней провозглашалась, а процессуальные гарантии для сторон в суде, напротив, отсутствовали.
Теперь в России все по-другому, и современные либералы рассчитывают, что благодаря «потенциалу свободы» многих современных законов рано или поздно в этой системе появятся свободные, честные судьи.
Судить по-русски
На Руси судопроизводство развивалось примерно так же, как и в Европе. Древнейшим из отечественных сводов законов явилась хорошо известная «Русская правда» князя Ярослава и его сыновей. Общая идея «Правды» вполне разумна: правитель, прозванный Мудрым, просто пытался заменить устаревшую кровную месть финансовыми санкциями. Оскорбления, кражи, нанесение увечий — все это отныне каралось денежным штрафом, причем, что характерно, в большинстве случаев не в пользу казны, а непосредственно пострадавшему. Тогда же, когда жестокое возмездие представлялось неизбежным — в случае убийства, — «Правда» предписывала ограничить круг жертв ближайшими родственниками «осужденного». Вообще, древнее княжье уложение содержало весьма демократические смыслы. В «Правде» упоминались различные сословия, но, по большому счету, все свободные люди имели практически равные права. С другой стороны, как и в западноевропейском средневековом процессе, у нас применялись такие средства доказывания, как признание под пытками или «поле» (судебный поединок).
На смену этим порядкам пришла система строго формализованных доказательств, когда государство должно было закрепить за собой право решать, кого и как судить. При Иване Грозном избираемые народом губные старосты, или целовальники, приезжали в населенный пункт и проводили допрос всех его жителей. Подозреваемых в преступлениях допрашивали с пристрастием в лучших традициях розыскного процесса. И уже не потерпевший выступал обвинителем и следователем — государство взяло на себя функцию уголовного преследования. «Преступлению придается значение не обиды, нанесенной потерпевшему, а пощечины, которую «вор» закатил государству», — пишет о тех временах профессор Сергей Пашин.
Петр Великий на долгие века встроил отечественный суд в свою жесткую вертикаль власти. Судебная система теперь состояла из Сената, юстиц-коллегии, судов провинциальных, городовых, надворных и военных. Дела же против госвласти разбирались в Преображенском приказе и Тайной канцелярии. Екатерина II только усилила этот немецкий «орднунг», сделав процессы придатками исполнительной власти настолько, что губернаторы теперь утверждали решения судебных палат. Всякая относительность доказательств и судебного решения исключалась: если приговаривают, то только на основании неопровержимых доказательств (читай: признания под пыткой), но и оправдание ждет лишь тех, чье дело полностью рассыпалось в суде. Неудивительно, что когда в 1801 году были запрещены пытки, подавляющее большинство дел вообще перестало доходить до залов заседания!
Так продолжалось до тех пор, пока новую реформу не задумал озабоченный вопросами права и справедливости царь-освободитель Александр II.
Новые судебные учреждения создавались императорским манифестом от 20 ноября 1864 года. Там же подчеркивалось, что власть вновь создаваемых судов распространяется «на лица всех сословий и на все дела, как гражданские, так и уголовные». Сохранялся при этом, впрочем, и ряд особых судов — духовные, военные, коммерческие, волостные для крестьян и «инородческие». Гласность, устность и состязательность процесса — вот что отныне поднималось на щит. Именно тогда прокуратура превратилась в орган, надзирающий за следствием. И хотя защитник вступал в процесс только после того, как следствие заканчивалось, обвиняемый обладал весьма широким набором процессуальных прав и мог принимать участие во всех действиях по дознанию. Более того, он имел право обжаловать действия следователя. Далее: провозглашались независимость и несменяемость судей от всяческих и любых властей Империи. Появились у нас тогда и мировые судьи, которые избирались на три года земскими собраниями и городскими думами, чтобы рассматривать незначительные дела. Но главным достижением оказалось введение суда присяжных, с участием которых стали устраивать уголовные процессы.