Журнал "Вокруг Света" №1 за 1997 год
Шрифт:
Глухо забухали выстрелы. Но льдина только потрескивала, вбирая в себя пули. Стреляли долго. Потом стрельба прекратилась.
— Эй вы, слушайте, — сказал Максим. — Мы не выпустим вас, пока не скажете, где моя жена.
Под льдиной молчали.
— Может быть, не слышат, — сказал Николай, отодвигая льдину. Лишь только над ямой открылась щель величиной с ладонь, как опять запели пули.
— Прекратите стрельбу! — крикнул Максим. — Говорите, где моя жена! Как только ее найду — вы свободны.
— Да мы твою... — заорал кто-то из ямы. Но послышался шлепок, и голос
Потом заговорил Джага:
— Мы скажем, где твоя жена, а ты выпусти нас...
— Я выпущу вас не раньше, чем найду ее, — твердо сказал Максим.
— Ты не найдешь ее без нас.
— Найду. А если не найду, вы так и останетесь в яме. Внизу помолчали, наконец Джага сказал:
— На Оленьем ручье есть зимовье, там...
Уже через несколько минут Максим с Вадимом на мотосанях подъезжали к Оленьему ручью. Николай остался сторожить бандитов.
Несмотря на лютый мороз, лед на ручье был тонок, тревожно похрустывал.
— Загадка природы, — сказал Вадим, — в любой, самый сильный мороз вода почти теплая. И очень полезная для здоровья. Искупаешься — помолодеешь.
Максим уже терял терпенье, когда между деревьями мелькнул сруб. Окна избушки были безжизненны, слепы, и Максиму показалось, что за ними нет ни души.
Дверь из толстых плашек была не заперта, лишь примерзла к косяку. С силой рванув ее, Максим бросился внутрь.
Глаза не сразу привыкли к темноте. Наконец различили остов печи, стол, лавки, кучу шкур в углу. Куча зашевелилась, мелькнуло лицо. Максим, разбросав пахнувшие пылью шкуры, вызволил Марину...
— Боже мой, — говорил Максим, сжимая ее в своих объятьях. — Ведь ты не заперта была, могла бы бежать.
— Максимушка, миленький, куда? Лес кругом, я так боялась. И шубку у меня отобрали...
— Но хоть печку могла бы затопить. Питалась чем?
— Приходила одна женщина. Печь топила, еду приносила. Очень грубая... — Марина куталась в шкуру и жалась к Максиму.
В максимовой «аляске» Марина выглядела подростком. Максим ехал, завернувшись в шкуры, — не то снежный человек, не то первобытный охотник. Они возвращались к реке по своим следам. Деликатному Вадиму места на сиденье не хватило, и он бежал, держась руками за корпус саней.
— Так даже лучше, теплее, — уверял он.
Выезжая из леса, в сгущавшихся уже сумерках увидели человека, шедшего им навстречу. Это был Николай.
— Коля, что случилось? — тревожно спросил Максим. — Где бандиты? Ты их отпустил?
— Отпустил... — Николай, остановившись, оглянулся назад. — Отпустил — к Господу Богу! Беда случилась. Утонули... Яму стало заливать... Они кричали, руки ко мне тянули... А я льдину не мог с места сдвинуть. Примерзла намертво. Стал обкалывать ее, хотел щель расширить. Не успел...
— Откуда же вода взялась? — растерянно спросил Вадим.
— Они выбраться попытались. Взрывчатка у них оказалась. Рванули. Но неумело. Лед не там треснул. Вода и прорвалась...
Нависло тягостное молчание.
— Как они смеялись... — сказал наконец Максим.
Сергей Мухин
Были-небыли: Бойся
С легкой руки сэра Артура Конан Дойла затерянный мир обычно ищут среди непроходимых дебрей и болот, за стеной отвесных скал. Однако же на планете существует немало мест, внешне открытых, кажущихся легкодоступными, но в действительности столь обособленных, что там до сих пор едва ли ступала нога человека.
Если вы посмотрите на карту Азии, то восточнее Каспия легко отыщете плато Устюрт — гигантский стол, поднимающийся над уровнем моря в среднем на 120-180 метров и простирающийся до самого Арала. Несмотря на то, что через северную оконечность плато в начале 70-х пролегли железная дорога и газопровод, что здесь добывают газ и калийные соли, Устюрт по-прежнему остается одной из самых безжизненных территорий планеты. По сравнению с ним раскинувшиеся по соседству неласковые Каракумы — поистине райский сад. Недаром каракалпаки и туркмены говорят; «Барса-Кельмес» — «пойдешь — не вернешься». (Так называется и один из островов в Аральском море).
Я не стану решительно настаивать на версии о подлинности песчаного чудовища, и все же...
Впервые я услышал о нем четверть века назад.
В ту пору, будучи молодым специалистом по строительству высоковольтных линий, я «сидел» с бригадой монтажников на станции Ак-Чалак. Так именовался крохотный разъезд на только что построенной через Устюрт железной дороге, по которому еще не началось регулярное движение поездов.
Был саратан — самый знойный период лета. Солнце, будто насмехаясь, раскаляло и без того растрескавшуюся, твердую, как бетон, землю. Соль выступала, казалось, даже на рельсах, к которым невозможно было притронуться. Далеко на горизонте желтели крутые уступы — «чинки».
Мы столпились у короткого состава: раз в две недели, по четвергам, локомотив прикатывал из Кунграда цистерну с теплой солоноватой водой и вагон-магазин с неизменным ассортиментом: хлеб, рыбные консервы, макароны, чай, сигареты.
Внезапно раздался удивленный возглас. Кто-то из наших заметил, что по гребню чинков движутся три точки. На миг мы забыли о покупках: ведь за полтора месяца в той стороне не случалось увидеть даже парящей птицы.
Прошло, должно быть, часа полтора, когда к разъезду приблизился небольшой карнавал.
Впереди шел поджарый кочевник в пропыленном ватном халате и высокой бараньей шапке, такой древний, что его лицо, казалось, состоит из одних морщин, В поводу он вел навьюченного двугорбого верблюда. Сам ступал с той неторопливой легкостью, какая отличает людей, привыкших ежедневно покрывать пешком десятки километров.
На втором верблюде величественно восседала полная женщина средних лет в длинном темном платье, черном бархатном жилете и коричневых ичигах — легких восточных сапожках. Ее голова была подвязана цветастым платком, но широкое азиатское лицо оставалось открытым — у кочевников женщины никогда не носили чадру.