Журнал «Вокруг Света» №11 за 1960 год
Шрифт:
— Почему ты птицу такой глупой считаешь? Ты в городе живешь, она — в лесу. В тайге ты у нее учиться должен. Оставила кедровка орехи в шишке — значит пустые.
Потом я присмотрелся к хлопотливой работе этой пестренькой птицы. Она узнает пустой орех по звуку, постукивая по скорлупе крепким клювом.
Урсуй научил меня искать медведя по задирам, которые оставляет зверь на стволах деревьев, когда точит когти. Он показал, как приманивать лося — трубить в перевернутый ствол ружья, подражая реву самца. Теперь я уже знаю по лаю Хета, кого поднял
Сегодня весь день идем топким ельничком. Комли стволов утопают во мху, под ногой густо чавкает болотце. Наконец выбираемся в сосняк, на сопку. Здесь суше. Захотелось пить. Урсуй раскопал родничок, и он забил прозрачной хрустальной струйкой, зажурчал, как старинная русская речь-напевка. Мы напились ледяной вкусной воды, умылись. Потом долго и шумно лакал воду Хет.
А тоненькая звонкая струйка уже нашла себе дорожку между камней и поползла, извиваясь и блестя на солнце, на сток, к ручью — он, верно, где-то недалеко. А потом побежит наша маленькая струйка вместе с ручьем к реке — к большой воде.
Урсуй долго глядел на тонкую змейку, потом сказал:
— Какая, однако, умная. Хорошо свою дорогу знает. Маленькое всегда к большому тянется. Правильно это.
О чем рассказал лес
Зорька чуть дрогнула своей бровкой, а Урсуй уже заторопил меня. Дорога наша лежала по кромке длинного, вытянутого узким серпом болота.
— Зверя сегодня не жди, — сказал охотник, закидывая ружье за спину.— Он на болото не ходит.
И уже по той прочности, с которой укреплял Урсуй ружье за крошнями, понял я, что и впрямь он не надеется встретить зверя на тропе.
Узкой, юркой змейкой вилась тропка по краю болота. Чахлые сосенки, поникшие елки, хмурое небо кругом да тучи, набухшие дождем, — того и гляди брызнет из них косой тоскливый дождик.
...Вдруг Хет, бежавший на шаг впереди меня, ткнулся носом в землю и коротко пролаял. По кочкам, густо поросшим клюквой, протянулась чуть заметная строчка лисьего следа. С этого и пошло. Через несколько шагов ясно прочел я тяжелую и быструю поступь лося, а потом увидел, как медведь косолапил по болоту.
Я тронул было ружейный ремень, но охотник остановил меня.
— Проходом зверь шел, — коротко сказал он.
Следы и вправду вели с востока. Лосиный след, не задерживаясь, шел через болото. Рысь, сторожко и брезгливо поднимая лапы, большими прыжками, выбирая место посуше, пустилась в обход, по кромке болота. Рядом стремительно петляла лисья строчка.
Вопросительно взглянул я на Урсуя раз, другой. Он легко шагал вразвалку впереди меня. Хег тоже скоро успокоился и больше уже не облаивал след, не бросался в сторону.
На коротком привале Урсуй спросил меня:
— Однако, как думаешь, зачем зверь так шибко бежал?
Я было начал говорить о миграциях животных, но охотник только поглядел на меня осуждающе, покачал головой и раскурил свою короткую трубочку.
— Зверь с Конды шел, — сказал он коротко, считая, видимо, что этим все сказано.
Я знал, что река Конда проходит километрах в двухстах от нашего пути, но ход мысли охотника был мне неясен. Урсуй, видно, понял это и досадливо пожал плечами. И очень радостно было мне услышать от охотника племени манси из глухого стойбища такую фразу:
— Однако, газеты читать надо.
Тут только вспомнил я, что в самый канун первомайского праздника 1960 года тюменские геологи нашли по берегам этой никому не известной реки крупнейшие месторождения нефти. Вспомнились мне и рассказы, услышанные от поисковиков, о том, как далось людям «черное золото».
Богатства сурового Урала не сразу, конечно, открылись геологам. Земля не хотела отдавать свои сокровища. На пути людей вставали жестокие морозы и пурги; тайга встречала людей завалами, непроходимой чащей, топкими болотами. В летние месяцы людей безжалостно ела мошка. Но семилетка направила сюда один из своих передовых отрядов.
Тяжело урча, двигались на тайгу мощные тракторы, тягачи, подминая стальными гусеницами зеленый подрост, тащили в тайгу бурильные установки. Люди побеждали там, где по всем доводам разума победить было невозможно.
И еще подумал я тогда, что, конечно, по одним только следам не смог бы, наверно, Урсуй прочесть, почему шел зверь с востока через глухие болота. Газетное слово помогло охотнику.
Утро древнего народа
Мы только что расположились на ночевку в небольшом распадке, отужинали обычным своим рационом — испеченным в золе глухарем и крепким чаем. Урсуй пригасил костер, чтобы ненароком не сжечь ночью одежду. Смолистые бревна лиственницы горели, потрескивая, и искры, как красные мотыльки, летали над костром.
Неожиданно Хет вскочил и злобно зарычал. Я схватился было за ружье, но Урсуй даже не пошевелился.
— Чего торопишься? — спросил он. — Люди идут. Верно, наши охотники. — И повелительно крикнул собаке: — Лежать, Хет!
Через несколько минут послышался треск сучьев, и к костру выбежали собаки. Они сразу сели поодаль от нас и, высунув языки, задышали часто и жарко. Потом из чащи вышли два охотника — старик и юноша. Через несколько минут они уже с наслаждением прихлебывали чай, а на костре жарились лосиные губы.
Гости сначала что-то быстро говорили Урсую на своем языке, но он, кивнув на меня, тактично перевел разговор на русский. Оказалось, что охотники вышли посмотреть, где соболь, чтобы определить участки будущей зимней охоты.
— Ай, много соболя в тайге в этот год! — восторгался молодой.
— Увидим, как зима покажет, — осторожно возражал старик. Наши гости много рассказывали о своем оленеводческом колхозе; молодой охотник расспрашивал о новых книгах и театральных постановках. Парень недавно окончил десятилетку и собирался поступать в пушной институт.