Журнал «Вокруг Света» №11 за 1991 год
Шрифт:
Айдын-мюалим явно огорчился, он тонко чувствовал мое состояние, может быть, я слишком громко молчал? Конечно, жаль крепость. Но в Талышских горах, говорят, осталось много других памятников истории. «Завтра поедем, еще кое-что покажу», — многозначительно сказал наш добрый хозяин, желая хоть как-то поднять мое настроение.
Он дома даже оседлал жеребца и привязал его перед забором — вдруг я случайно захочу прокатиться...
Назавтра мы поехали на самые дальние пастбища, туда на лето переселяется едва ли не полселения. Люди по пять-шесть месяцев живут в шалашах, при скотине. Так жили их предки... Все-таки традиции в горах
Кстати, об очагах. Без костра талыш не талыш. Женщины здесь обычно готовят в отдельно стоящих сараях — кухнях без дымохода. В углу, обмазанном глиной, выкладывают костер, над которым тренога, на треногу ставят казан или кастрюлю. Воду же кипятят в самоварах или чайниках. А дрова под боком, в лесу.
Особенно хорошо горит железное дерево, «для шашлыка лучший». Похуже дуб, бук, граб. Другого ничего такого здесь не жгут. Когда я увидел у дороги поверженных вековых великанов, аж сердце защемило. Ведь деревья эти даже не ассигнации, а чистое золото. Но им талыши распоряжаются как дровами — другого же топлива нет.
Когда начинается готовка, издали кажется: пожар занимается в сарае. Дым сизыми клубами выбивается из-под крыши. При свете костра, в полумраке кухни талышские женщины очень выразительны — только глаза и зубы блестят, а самих лиц не видно...
Чаруж
Путешествующим по Кавказу советую — ничего не просить. Никогда. Как решат хозяева, пусть так и будет. Закон гостя здесь ко многому обязывает хозяев, а с учетом нынешних жизненных неурядиц своей просьбой вы можете нечаянно поставить принимающих вас людей в трудное положение. Лучше испытывать неудобство, но только не просить.
Опростоволосился я. А началось все вроде бы случайно. Как говорит талышская пословица, «человек дважды бывает ребенком — в старости и в детстве». Детство мое давно прошло, значит, приблизилась старость.
Услышал я, что в селении Сарак живет народ чаруж, говорит на своем языке... Как было не попроситься туда? Попросил Гилала, а он одному ему известными путями сообщил в Сарак, что мы приедем. Нам назначили день и час.
О народе чаруж я никогда прежде не слышал. По-моему, и из талышей мало кто знает о нем. Есть мнение, что язык чаружей ближе всего к гилякам— народу, живущему на севере Ирана, у Каспийского побережья. Гиляков в мире насчитывается более двух миллионов. А сколько чаружей? Не знаю, и никто не знает: этнографическая наука вроде бы просмотрела этот народ. По крайней мере в справочнике «Народы мира» о нем не упоминается.
Позже я разговаривал в Баку с едва ли не единственным в мире специалистом по чаружам, профессором Наврузали Мамедовым, но он не этнограф, а филолог, исследующий диалекты талышского языка, очень серьезный ученый. Его мнение такое — рано объявлять об открытии неизвестного народа, возможно, они говорят на диалекте талышского, потому что язык-прародитель и у тех и у других — фарси. «Не исключено, что они— прямые потомки гиляков, — сказал профессор Мамедов, — а «чаруж» лишь их самоназвание...»
Так или иначе, но вывод очевиден — талышское общество неоднородно. И никогда не было однородным. Талыши — добрые соседи для всех честных людей. И сколько их ни пытались подмять, лишить имени, они все равно сохраняли себя, свое достоинство. В этом, я думаю, и проявляется глубина культуры народа — в умении уважать другой народ. Пусть и малочисленный.
Профессор Мамедов сообщил новость, ради нее я обязательно вернусь как-нибудь на талышскую землю. Оказывается, не только чаруж, но еще три других народа живут среди талышей — мелев, халаджи и дережа. О них я тоже не встречал упоминаний в этнографической литературе. Не встречал, наверное, потому, что плохо искал. Нельзя же допустить, что и их потеряла наша этнография.
...Селение Сарак внешне ничем не показалось: такие же дома, как всюду здесь. Разве что участки при домах побольше да сады погуще. Селение разместилось в самом предгорье, а кругом «железный» лес — деревья настоящие, живые. Талышская земля единственная у нас в стране, где растут железные деревья. У них очень прочная древесина, она тонет в воде, далеко не всякий топор одолеет дерево — металл тупится, топор отскакивает.
КогДа ехали по селению, по узкому, пыльному, но чистому проселку, заметил, что достатка в домах пока еще не бывало. Немало домов недостроены, хотя строятся они, видимо, уже много-много лет.
В горах дома не из камня, как на равнине, а из глины и веток. Сперва строят деревянный каркас дома, между стойками набивают решеткой досточки или вплетают ветки, потом Их обмазывают толстым слоем глины. И стена готова. Дальше же начинаются трудности с досками и со всем другим, без чего дом не дом, а всего лишь стройка.
Глинобитные дома имеют много достоинств. Во-первых, они в сто раз дешевле каменных, во-вторых, не боятся землетрясений, в-третьих, летом в них прохладнее, в-четвертых... «А почему должно быть в-четвертых, в-пятых?» — спросит любой горец. И сам же ответит — так строили наши предки, так строим и мы.
...Гюльпара Мамедова первой встала нам навстречу, за ней — все ее многочисленное семейство. Когда закончился долгий ритуал приветствия, очень торжественный и очень человечный, во дворе появился Багали — хозяин дома. Он чуть-чуть не успел к нашему приходу, потому что с утра провозился с коровой: зарезать корову — работа не на полчаса. Целую тачку мяса он толкал перед собой... Все-таки у него гости.
Эту бедную корову я никогда себе не прощу. Она была единственной в их доме. Я случайно узнал об этом и спросил, как же они останутся без молока, такой семьей. «У соседей будем брать, пока своя телка не отелится», — спокойно ответил Багали.
Стол поставили во дворе, в домике мы бы не разместились. Постоянно подходили люди, соседи. Особенно запомнился Гафиз-мюалим, ветеран, пенсионер, учитель, наверное, самый уважаемый в селении человек. За ним специально послали мальчишку.
Гафиз-мюалим надел новый пиджак, повесил орден, но второпях не успел побриться — слишком уж неожиданно для него мы нагрянули. Подошел он медленно, по-стариковски, протянул руку. Сели, вижу, волнуется аксакал, все-таки возраст берет свое, и чтобы помочь ему, завожу разговор о тросточке, которая нервно подрагивает в его руке. Оказывается, эти палочки старики делают сами из машмалы. Машмала — кустарник, на котором к осени созревают вкусные шишки, их можно есть. Машмала хороша тем, что не ломается и очень легкая. «Бросишь в собаку палку — не сломается». А железное дерево — хрупкое, такой тростью даже собаку в случае чего не ударишь. Машмалу сушат, обжигают на огне, и получается вполне хорошая палочка.