Журнал «Вокруг Света» №12 за 1991 год
Шрифт:
Очень хотелось узнать, живы ли эти эскимосы или их родственники, радисты, метеорологи?
Доктор Томас Альберт, давний приятель Дэвида Нортона, ведущий специалист в управлении охраны животного мира, встретил меня со своим сотрудником Биллом, который прожил несколько месяцев в Эстонии и немного говорил по-русски, хотя и с сильным эстонским акцентом.
Мы сели в вездеход и, не заезжая в гостиницу, поехали в Дом престарелых, Томас попросил меня приготовить кассету с документальным фильмом о Леваневском. Мы вошли в столовую, где 40 — 50 пожилых эскимосов и эскимосок неторопливо допивали чай или кофе — было время ленча. К нам присоединилась молодая переводчица—с английского на эскимосский язык. Мы запустили кассету, и языковая цепочка
Первые же вопросы показали, что старики понимают, о чем идет речь. Когда же я назвал имена эскимосов Фостера Панегио и Роджера Клауда Кашака, одна из старушек подняла руку и сказала, что в Барроу живет сестра Панегио, очень старая и больная. Возможно, она что-нибудь помнит... Еще двое добавили, что тех эскимосов нет в живых, но надо поискать возможных свидетелей в поселках Оликток и Прудобей — ближайших к островам. Затем поднялся Кеннет Тувак, крупный мужчина, почти лысый, и сказал, что слышал эту историю в молодости (в 37-м году ему было 20 лет). Сам он летал четыре-пять лет назад на вертолете над морем метрах в 400 от побережья, напротив мыса Оликток. Он выглянул в иллюминатор и увидел в воде, совсем на малой глубине, большое крыло самолета с надписью. Я спросил: не запомнил ли он ту надпись? Нет... Старики еще посовещались и начали расходиться. Я попросил Кеннета Тувака нарисовать схему местности, где он видел крыло. Он тут же нарисовал и поставил крестик в предполагаемом месте катастрофы, в 400 метрах от берега. А другие эскимосы более пятидесяти лет назад указывали на место в шести милях от побережья. Может быть, Тувак видел следы более поздней катастрофы?..
Томас Альберт привез меня в свой департамент. Мы прошлись по чистеньким лабораториям и устроились в его кабинете, на стене которого висела детальная карта Аляски. Тотчас кабинет заполнили молодые люди спортивного вида в куртках и свитерах. Томас представил меня, мы стали знакомиться. Все они участвовали во многих экспедициях, а двое молодых эскимосов совершали дальние походы на собачьих упряжках. Они ведут исследования по охране животного мира Севера и тщательно контролируют работу геологических и нефтяных компаний. Молодые энтузиасты стали с интересом обсуждать оба варианта поисков самолета— зимний и летний. Юноша-эскимос с готовностью предложил свою собачью упряжку, чтобы транспортировать исследовательскую аппаратуру по льду.
Я рассказал об оригинальном предложении авиамеханика Вадима Романюка из Николаевска-на-Амуре: когда нужно зимой извлечь какие-то предметы со дна реки или озера, вырубают прямоугольный кусок льда, оставляя небольшой защитный слой — от воды. Обычно за сутки-двое дно прямоугольника обрастает новым слоем льда, и образовавшуюся яму можно углублять. Постепенно своеобразный ледяной туннель доходит до дна! Он может быть такой площади, какая нужна исследователям... Американцы слушали с большим вниманием, кто-то восхитился изобретательностью автора проекта. Я пояснил, что этот метод издавна известен на нашем Севере.
Доктор Альберт подвел итоги встречи: его люди с интересом относятся к идее поиска самолета у побережья Аляски и готовы участвовать в нем. Департамент сможет найти две-три тысячи долларов, кое-какое оборудование, транспорт и одежду для участников экспедиции. Может даже временно разместить советских исследователей у себя.
Простившись с молодыми учеными, мы вместе с Томасом и переводчицей поехали к сестре Фостера Панегио. Дома в Барроу, как и на Чукотке, стоят на сваях, ноне производят, как там, впечатление обветшалых и убогих. А уж про квартиры и говорить нечего — хорошо отделаны и обставлены. Почтенного возраста эскимоска с непричесанными седыми волосами восседала на кровати, обложенная подушками. Доктор Альберт, подобно врачу, терпеливо объяснил хозяйке цель нашего визита и назвал имя ее брата Фостера. Она оживилась и сказала, что смутно помнит эту историю: искали долго, ничего не нашли... А брат умер в 50-х годах. Он что-то знал...
Наконец, мы поехали в единственную гостиницу Барроу — «Вершина мира». Томас ехал не спеша. Я успел рассмотреть, как рабочие асфальтируют часть дороги, как на стадионе розовощекие подростки играют в бейсбол. Во многих дворах — две-три автомашины, катера или моторные лодки. Доктор Альберт словно угадал мой вопрос:
— В Барроу — сухой закон. Молодежь практически не употребляет алкоголя. А старикам кто-то привозит из Анкориджа...
Вот и отель «Вершина мира» с яркой надписью, которая издали бросается в глаза. У входа — два длинных экскурсионных автобуса, из них выходили японские туристы.
Том предупредил меня, что заедет за женой и вернется через 15 минут: мы приглашены на прием, где будут мэры всех городов Аляски.
Прием начался с того, что все гости встали в круг, положили руки друг другу на плечи и вслед за нашим знакомым Кэнни Туваком, который был в вечернем костюме, повторяли слова эскимосской молитвы о том, чтобы в доме всегда горел огонь, удачливы были охотники, чтобы не было болезней и несчастий (так коротко пересказал мне Томас содержание молитвы).
В конце приема гостей пригласили в Дом спорта на выступление эскимосского ансамбля песни и танца. Ко мне подошли несколько мэров — мы познакомились, обменялись визитными карточками. Мэры обещали поспрашивать своих «местных» историков и написать мне. Любопытная деталь: большинство мэров — молодые люди.
В гостиницу я вернулся за полночь. Принял душ, пощелкал переключателем программ цветного телевизора, почитал новости в местной ежедневной газете размером с нашу «Литературку», только с цветными фотографиями. Напоследок, выключив свет, посмотрел в окно: ярко-красный свет от надписи падал на два пустых автобуса. В ста шагах от гостиницы, по берегу океана прогуливались туристы, a вдаль — на Север, в бесконечность, уходила серая толща воды, покрытая белесой рябью. Вновь я почувствовал напряжение неведомого пространства — как в Фэрбенксе...
Утром все покатилось с кинематографической быстротой. Я забросил чемодан в машину Томаса. Сели завтракать. Вдруг я услышал по радио — «Леваневский... Н-209» и непривычно звучащий мой собственный голос. Вспомнил, как вчера, когда я еще только знакомился с Томасом Альбертом, высокий парень с усами, сильно смахивающий на молодого Никиту Михалкова, стоял рядом, держа в руках микрофон, и задавал мне вопросы: кто такой Леваневский? Что я ищу в Барроу? Действительно ли собираюсь организовать международную экспедицию? Кто будет финансировать этот проект? Я старался отвечать коротко, часто Томас приходил на помощь. Репортер приехал и в Дом престарелых, где записывал все — вплоть до фонограммы фильма... После этой встречи он вручил нам с Томасом два одинаковых сувенира: крохотный шарик — земной шар, а на нем — магнитная стрелка, указывающая на Север. Тогда я сунул сувенир в карман, а сейчас решил посмотреть: стрелка показывала на Север... Корреспондент обращался к радиослушателям с просьбой позвонить в его корреспондентский пункт всем, кто хочет что-либо рассказать об этой истории. Весь репортаж шел минут пять.
— Вы становитесь известным человеком в Барроу!— улыбнулся Томас.
У нас оставалась еще пара часов, чтобы заехать в авиаспасательную службу.
...В большом ангаре помещались два самолета и вертолет, еще один вертолет стоял на специальной площадке перед ангаром.
Человек шесть летчиков и механиков ждали нас у стола, на котором лежала карта. Мы познакомились и вместе с Томом стали рассказывать аляскинскую версию. Я упомянул о крыле, которое видел Кеннет Тувак. Молодой летчик-эскимос оказался его племянником. Он обещал подробно расспросить дядю и с друзьями проверить это место. Шеф-пилот спасательной службы предложил: