Журнал «Вокруг Света» №2 за 2003 год
Шрифт:
То, что люди предпочитали селиться на Адмиралтейской, – вполне естественно, и указами трудно было с этим справиться, ведь материковая часть города удобнее – ее, в отличие от островов, не отрезали невские ледоходы и ледоставы. Не так страшны были здесь и наводнения. Отсюда же начиналась и прямая дорога на Новгород да на Москву – в Россию.
В Адмиралтейской слободе жил и сам царь – у Зимней канавки стояли его «малые хоромы», рядом с которыми уже заканчивали Зимний дворец. Итальянец «архитект» Г.И.Маттарнови постарался: построил двухэтажное, изящное здание, которое так нравилось Петру и его жене. Никто еще в то лето 1718-го не знал, что не пройдет и семи лет, как великий реформатор в муках телесных и душевных умрет именно здесь…
Вообще же, очень символично, что
Ну а пока Петр жил в Летнем дворце, который стоял на том же левом берегу, но выше по Неве. В ежегодных переездах царской семьи весной из Зимнего дворца в Летний, а осенью – обратно отразилась старая московская привычка переселяться на лето в загородные дворцы – Коломенское, Преображенское. И хотя тут Летний от Зимнего дворца отделяет всего-то верста, традиция была сильна! Видна она была и в другом: построенное в голландском стиле, вытянутое на полверсты здание Двенадцати коллегий едва ли не копировало московские приказы в Кремле, а строгие европейские шпили петербургских церквей покрывали золотом, как и главы московских соборов. Словом, как ни боролся царь Петр с прошлым, привычка побеждала…
Шлюп генерал-губернатора, поднимаясь по Неве, вышел в то место, где от Большой Невы отделяется Малая Нева и в треугольнике между оконечностью (Стрелкой) Васильевского острова, Зимним дворцом и Петропавловской крепостью образуется огромная водная площадь – истинное украшение города. Летом на ней кишели лодки, плоты, баржи, корабли, зимой же здесь было еще оживленнее: по льду пролегали отмеченные елочками дороги, в праздники на ледовой площади маршировали полки, шумели народные гулянья, устраивались фейерверки, а позже – карусели, конные бега. Без этого простора гигантской водной площади, без широкой Невы Петербург не был бы собой…
Низкие, грозные стены Петропавловской крепости приблизились так, что Меншиков различил на них сверкавшие на солнце бронзовые пушки, готовые к салюту, а на флажной башне – величавый, желтый, с черным двуглавым орлом, кайзер-флаг. Так было заведено с первых дней стройки, еще весной 1703 года. Строили Петропавловскую крепость поспешно, днем и ночью. Заячий остров оказался слишком узок, пришлось расширять его с помощью огромных ящиков с камнями – ряжей. Так что бастионы, смотрящие на Неву, стояли далеко за береговой чертой острова. А сколько воды пришлось откачать из крепости! Порой она была похожа на полузатопленный корабль – место-то низкое. За короткий срок уровень земли здесь подняли до 3—5 метров, но все равно Нева в дни наводнений часто врывалась в крепость… И все же она стала могучим оплотом против врагов внешних. А против внутренних? Меншиков взглянул на Трубецкой бастион – на днях, 26 июня 1718 года, именно в нем был умерщвлен наследник престола царевич Алексей. Говорили, что Петр в ту ночь, обливаясь слезами, приказал четверым своим приближенным ехать в крепость и согласно вынесенному Верховным судом приговору казнить сына. Подпись Меншикова под приговором стояла первой, но Бог миловал, избавил от греха – указ исполняли другие, не он! Меншиков перекрестился…
Взгляд Меншикова, пройдясь вдоль мрачных бастионов, невольно устремился вверх по сверкающему золотом шпилю Петропавловского собора, к вершине, где через 6 лет появится золотой Ангел. С тех пор и доныне вид этого уходящего в небеса шпиля и его колеблющегося, как золотая дорожка в рай, отражения на поверхности Невы завораживает. Светлейший вспомнил, как недавно ему пришлось следом за государем лезть на колокольню собора – смотреть, как устанавливают куранты… Когда они поднялись на последнюю площадку и вышли к балюстраде, пьянящий свежий ветер ударил в лицо. Внизу как на ладони лежал Петербург.
Он состоял из поселков-слобод – Адмиралтейский, Литейный, Городовой, Охтенский.
Сюда, где в доэлектрическую эпоху каждую зиму «играли» северные сияния, в эти места, относимые ботаниками к южной подзоне тайги, завозили тисовые деревья, липы, каштаны, даже виноград и хлопчатник. Конечно, многие растения погибали, но некоторые выжили. И теперь, 300 лет спустя, кажется, что царь действительно победил: липы и каштаны, персидская сирень и клены, согретые каменным теплом города, цветут и шелестят так беспечно, как будто росли здесь всегда… За Летним садом, за Фонтанкой, с колокольни видна Московская сторона. Здесь вырастали солдатские и ямские слободы. Выше по Неве раскинулось «царство Плутона» – Литейный двор, а еще дальше светился за лесом крест основанного в 1710 году Невского монастыря, который скоро станет Александро-Невским: сюда из Владимира в 1724-м привезут мощи Александра Невского, чтобы защитить город от нечистого, да заодно и утвердить славными историческими победами благоверного князя права государства Российского на эти земли.
Вид с колокольни на западную сторону был не менее великолепен – тут во всей свой красоте развернулась овальная зеленая громада Васильевского острова с Дворцом светлейшего, первыми застроенными линиями и длинными, пересекающимися просеками. С высоты просматривались площади, линии, каналы – совсем как на плане, с которого их, собственно, и перенесли на землю. Ближе к устью, на материковом берегу, виднелся среди лесов Екатерингоф – загородная усадьба царицы Екатерины, еще дальше угадывался любимый царем Петергоф с его чудесным парком и только что ударившими в небо фонтанами. И всюду, куда ни посмотри, на западе открывалось голубое море, плывущие от Кронштадта корабли под белыми парусами. Да – приморский, но русский город!
Пройдя мимо празднично украшенных военных кораблей, шлюп Меншикова причалил к Троицкой пристани. На ней, как и возле стоящей неподалеку Троицкой церкви, толпился народ – ждали государя. Люди шушукались, но при появлении светлейшего замолкали, улыбаясь и кланяясь. Он знал, о чем они судачат: «Государь царевича Алексея потребил своими руками, и не стыдно ему, праздник устроил» (это слова из допросов в Тайной канцелярии. – Прим. автора). Глупцы! Ведь сегодня праздник особый – юбилей Полтавской баталии 1709 года. Не будь сей виктории, не стоять бы вам здесь на солнышке, в новом граде…
На колокольне Троицкой церкви зазвонили колокола. Теперь-то мы знаем, какие дивные дела начнутся на этой колокольне через 4 года. В декабре 1722 года охрана и причт этой любимой царем церкви (в ней он всегда молился, крестил детей, здесь в 1721 году был провозглашен императором и «Отцом Отечества») несколько ночей подряд слышали, как кто-то дерзко шумит и бегает на колокольне. Утром наверху находили пакостный беспорядок… По общему мнению, там завелся черт! Для слухов о нечистом были основания – город строился на гнилом болоте, царя Петра многие считали Антихристом, часы Троицкой церкви привезли из Москвы с Сухаревой башни, где работал чернокнижник Яков Брюс. Да тут еще приходской поп Герасим Титов брякнул: «Черт возится там потому, что Санкт-Петербургу пусту быть!» На попа тотчас донесли, его арестовали, пытали и сослали на каторгу.