Журнал «Вокруг Света» № 2 за 2005 год (2773)
Шрифт:
На одном из заседаний совета обороны начальником штаба укрепленного района полковником В.А. Рейсом был поднят вопрос «о пределе сопротивления крепости». «Тонкий вопрос» полковника Рейса был всеми отлично истолкован, хотя сам он уверял впоследствии, что его-де «неправильно поняли». Против обсуждения восстали все участники, и особенно ее комендант генерал-лейтенант К.К. Смирнов и начальник сухопутной обороны генерал-майор Р.И. Кондратенко. Но утром 3 декабря всю крепость облетела страшная весть: в каземате 3-го форта случайно попавшей туда лиддитовой бомбой убиты «храбрейшие защитники крепости»: генерал-майор Кондратенко и находившиеся с ним офицеры, в их числе и военный инженер подполковник Рашевский. С назначением генерала Фока на должность начальника сухопутной обороны во всех распоряжениях стали заметны какое-то колебание и неуверенность, которые отметили подчиненные. По его приказу русские войска в ночь с 19 на 20 декабря без боя оставили первую линию обороны. Пал целый ряд укреплений, а именно: батареи Заредутная, Волчья и Курганная, 3-е временное укрепление, Малое Орлиное Гнездо и вся Китайская стена. Переход всех этих пунктов в руки японцев должен был самым роковым образом отразиться на дальнейшей обороне крепости. Настроение в гарнизоне было крайне подавленное. Теперь
Уполномоченные встретились в час дня в указанном месте в помещении японского санитарного отряда. Японцев представляли генерал-майор Идзичи и офицер штаба 1-й эскадры Соединенного флота капитан 2-го ранга Ивамура. С русской стороны присутствовали полковник Рейс и командир затонувшего «Ретвизана» капитан 1-го ранга Щенснович. И все-таки капитуляция крепости для подавляющего большинства даже высших офицеров стала полной неожиданностью: «Сегодня я окончательно узнал, – писал один из них 19 декабря, – что наша крепость еще вчера вступила с японцами в переговоры о … сдаче. Долго не хотелось верить этой ужасной новости. Неужели же в самом деле сдача? Неужели не осталось ни малейшей надежды ни на дальнейшее сопротивление, ни на выручку?.. Не могу выразить словами того чувства, которое овладело мной при этом известии: тут была и какая-то неловкость, и вместе с тем тупая боль, и досада, что вся наша геройская 11-месячная оборона, стоившая таких жертв, так неожиданно и глупо закончилась».
Слезы душили и японцев. Порт-Артур не был взят штурмом, а капитулировал сам, и генерал Ноги особенно болезненно переживал это. В своем донесении министру обороны он писал: «Единственное чувство, которое я в данный момент испытываю, – это стыд и сожаление, что именно я загубил так много человеческих жизней, затратил так много военных припасов и времени на недоконченное предприятие». Однако японский император утешил своих военачальников, пожаловав на их имя рескрипт, в котором говорилось: «Мы глубоко радуемся тому, что наши воины исполнили свои обязанности и достигли большого успеха». Отвечая императору, адмирал Того, согласно этикету, отнес успех предприятия на счет «блистательной добродетели верховного вождя».
Удивительные факты на момент капитуляции защитников крепости приводит М.И. Лилье. Оказывается, японцы были буквально поражены полным отсутствием какого-либо порядка в гарнизоне. «К стыду нашему, никто из нашего начальства не знал точно численности гарнизона крепости. Все мы поэтому с нетерпением ждали, когда японцы нас пересчитают и сообщат нам, наконец, точную его цифру». Выяснилось, что на момент сдачи гарнизон составляли 22 381 русский солдат и матрос, не считая офицеров. Никаких воинских почестей японцы русским не отдавали. «Мы предполагали, что вы будете обороняться до самой центральной ограды», – заметил некий японский офицер русскому, принимая от русских японских пленных, которых насчитали 76. Единственная льгота, которую удалось выговорить у японцев, была возможность отъезда в Россию всем офицерам, которые бы подписали обязательство «о неучастии в дальнейшем в этой войне». Император Николай II своей телеграммой разрешил желающим офицерам вернуться в Россию, а остальным предложил «разделить тяжелую участь своих солдат в японском плену». Домой отправились генерал Стессель, полковник Рейс, контр-адмирал Ухтомский и еще 441 офицер армии и флота, которые подписали обязательство. Генерал Смирнов вместе с контр-адмиралом Виреном и оставшейся частью капитулировавшего гарнизона были перевезены по железной дороге в Дайрен, а оттуда на кораблях – в Японию.
Шок от падения Порт-Артура был столь велик, что поначалу общественное мнение обрушилось не только на Стесселя, но, как писал один петербуржец, «стыдно сказать, на всех защитников крепости, которые проявили чудеса храбрости». Реакция в Западной Европе была другой. Восхищенные стойкостью защитников Порт-Артура, французы по подписке, объявленной парижской газетой «L’Echo de Paris», собрали 100 тысяч франков и изготовили на них медали для вручения ее защитникам крепости. В Россию в адрес Морского министерства было послано 38 тысяч наград. Чиновники министерства не знали, как с ними поступить: к этому времени крепость была сдана, а ее комендант генерал Стессель, чье имя было выбито на медали, находился под военным судом. Только в 1910 году была разрешена раздача медали участникам обороны Порт-Артура, но «без права ее ношения».
13марта 1905 года по Высочайшему повелению военный министр генерал Сахаров образовал для рассмотрения дела о сдаче крепости следственную комиссию, в которую вошли 12 генералов и адмиралов. Она заседала больше года и в своем заключении от 14 июля 1906 года пришла к выводу, что сдача Порт-Артура не могла быть оправдана ни тогдашним положением «атакованных фронтов», ни недостаточной численностью гарнизона и состоянием здоровья и духа людей, ни недостатком боевых и продовольственных запасов. Условия сдачи крепости японцам комиссия назвала «крайне тягостными и оскорбительными для чести армии и достоинства России». Дело было передано главному военному прокурору, который привлек в качестве обвиняемых начальника Квантунского укрепленного района генерал-адъютанта Стесселя, коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова, начальника сухопутной обороны крепости генераллейтенанта Фока, начальника штаба Квантунского укрепленного района генерал-майора Рейса, вице-адмирала Старка и контр-адмиралов Лощинского, Григоровича, Вирена и Щенсновича. Следственная комиссия работала до января следующего года и направила свое заключение в частное присутствие Военного совета, которое согласилось с выводами комиссии и дополнительно отметило, что «сдача крепости стала неожиданностью почти для всего гарнизона Артура». Морские чины, а также генерал-лейтенант Смирнов были признаны подлежащими ответственности лишь за «бездействие власти», а вицеадмирала Старка, как не имевшего отношения к капитуляции, оставили вне ответственности. Военному суду, который провел первое заседание в Петербурге в помещении Собрания армии и флота 27 ноября 1907 года, были преданы Стессель, Смирнов, Фок и Рейс. Генерала Стесселя суд назвал виновным в том, что он сдал крепость, не употребив всех средств к дальнейшей ее обороне, и приговорил его к смертной казни через расстреляние. Император Николай II принял во внимание очевидные заслуги Стесселя, указанные судом, а именно, «долгую и упорную оборону, отражение нескольких штурмов с огромными для противника потерями и безупречную прежнюю службу», и заменил расстрел заточением в крепости на 10 лет, с лишением чинов и исключением из службы. Генерал Фок отделался выговором, а Смирнова и Рейса суд оправдал. Одновременно был опубликован Высочайший приказ по армии и флоту, в котором говорилось, что «Верховный суд, карая виновника сдачи, вместе с тем в полном величии правды восстановил незабвенные подвиги храброго гарнизона…» В марте Стесселя заключили в Петропавловскую крепость, из которой он был освобожден через год по Монаршей милости. Генералы Смирнов, Фок и Рейс были уволены со службы «по домашним обстоятельствам» без мундира, но с пенсией. В 1908 году журналом «Русская старина» была открыта подписка на стенографический отчет Порт-Артурского процесса.
Но все это происходило уже после войны. А пока русские армии под командованием А.Н. Куропаткина сосредоточивались в Маньчжурии у города Мукдена; балтийские корабли, названные 2-й Тихоокеанской эскадрой и спешившие на помощь Порт-Артуру, уже обогнули мыс Доброй Надежды и приближались к Мадагаскару. Разворачивались самые мрачные страницы Русско-японской войны.
Антон Уткин
Продолжение следует
Опыт обороны Порт-Артура наглядно продемонстрировал слабость его укреплений и лишь подтвердил былые оценки специалистов, многие из которых называли эти укрепления даже не долговременными, а «полудолговременными». «Экономия средств» заставила запроектировать линию фортов на удалении всего 4 км от города. К тому же в 1904 году на крепость выделили не более трети необходимой суммы и произвели чуть более половины работ и в основном – на приморской позиции. На сухопутном фронте окончили только форт № 4, укрепления № 4 и № 5, литерные батареи А, Б и В и 2 погреба для боеприпасов. Толщину бетонных сводов сделали не более 0,9 м вместо принятых уже к концу XIX века 1,5—2,4 м. 28-сантиметровый фугасный снаряд (а японцы доставили к крепости 28-см гаубицы) пробивал эти своды с первого попадания.
Руководивший сухопутной обороной генерал-майор Р.И. Кондратенко пытался компенсировать близость фортов к крепости оборудованием временных позиций на Зеленых и Волчьих горах, но дивизия Фока удерживала их недолго. Это позволило японцам почти сразу обстреливать с суши и сам город, и корабли в порту. Тем не менее в короткий срок для усиления крепости Кондратенко сделал многое – как нередко бывало, не сделанное вовремя приходилось доделывать срочно и героическими усилиями.
В подземно-минной войне пришлось импровизировать – в Квантунской саперной роте не хватало специалистов, подрывных средств и шанцевого инструмента. Если за полвека до того в Севастополе русские проложили 6 783 м подземных галерей, то в Порт-Артуре – всего 153 м, хотя взрыв нескольких подземных контрмин (камуфлетов) был весьма удачен. Японцы же работали под землей довольно активно – пришлось выставлять специально обученных собак, предупреждавших лаем о подкопе противника. Русские же были весьма сильны в действиях «на поверхности», применяя на подступах к укреплениям фугасы и мины. К тому времени самодельные противопехотные мины уже описывались в наставлениях, появились и заводские образцы вроде осколочного «полевого фугаса Сущинского». Саперы и моряки в Порт-Артуре проявили немало изобретательности. Штабс-капитан Карасев разработал «шрапнельный фугас», выпрыгивавший из земли и взрывавшийся в воздухе (только в годы Второй мировой войны эту идею оценят по достоинству). Казалось бы, древний прием – скатывание на противника камней и бревен, только теперь их место заняли морские мины с сильными зарядами взрывчатки и железным ломом для пущего осколочного эффекта. 4 сентября 1904 года с Кумирненского редута лейтенант Подгурский и минер Буторин скатили шаровую мину, произведшую большие разрушения в японских позициях. Морские мины в 6, 8, 12 и 16 пудов стали хоть и не очень метким, но действенным средством борьбы. Русско-японская война активизировала крепостное строительство. Но лишь немногие специалисты (и первыми, пожалуй, были немцы) разглядели тогда, что артиллерия и транспорт эволюционируют быстрее, чем долговременная фортификация, – уже через 10 лет крепости окажутся почти бесполезными.
Интенсивный огонь заставил заняться бронещитами не только для орудий и пулеметов, но и для стрелков. Японцы под Порт-Артуром применили носимые на руке 20-килограммовые стальные щиты английского производства. Русский опыт был беднее. Заказанные было генералом Линевичем 2 000 «панцырей системы инженера Чемерзина» войска признали непригодными. Более удачные модели щитов задерживались изготовлением – на заводах уже начались стачки. Заключенный в феврале 1905 года контракт с французской фирмой «Симоне, Геслюен и К°» на 100 тысяч панцирей закончился судебным разбирательством и необходимостью принять негодный товар. А в результате заказа в Дании не удалось ни получить «непроницаемых для пуль кирас», ни вернуть аванс. Много новинок дала электротехника. Проволочные заграждения не были новостью – гладкую и колючую проволоку для защиты фортов применяли с 1880-х годов. Но русские саперы в Порт-Артуре усилили заграждения новым способом – от батареи литер «А» до форта № 4 они устроили проволочный забор под напряжением 3 000 вольт. Когда японцы перешли к ночным атакам, русские развернули на сухопутном фронте систему прожекторов, снятых с кораблей в порту.