Журнал "Вокруг Света" №7 за 1997 год
Шрифт:
— Государь мой, во время плавания, которое длилось изрядно, мой хороший приятель господин Бовес и научил меня. И не только научил, но и помог.
— Отвечай, Ролланд Инфортюне, многими ли языками ты говоришь?
— Я совершенно говорю материным языком, то есть голкондским, еще языком авоадским, говорю и пишу по-русски, по-французски, говорю хуже по-голландски, потому что пробыл в Амстердаме и Гааге совсем недолго.
— Продолжай, Инфортюне, куда ты отправился из Парижа?
Пьер Шенон устал от всех этих существующих и несуществующих королевств, государств, городов, глаза же арестанта уже загорелись
— Как я уже сказал, милостивый государь, мы поприятельствовались с господином Бовесом и отправились с ним на остров Мальту, где он имел свой дом и родственников. Оттуда, по прошествии нескольких месяцев, мы отправились на корабле в Крепость, которая находится в Нигриции, Там у господина Бовеса были торговые дела.
Наше намерение было удачливо, и мы находились уже неподалеку от упомянутой Крепости, как вдруг сильный ветер причинил великую непогоду, и корабль наш сокрушился на песках, простирающихся на три мили от берегов Нигриции.
Итак, я остался на Черном берегу без еды, без питья и без верных товарищей. В таковом несчастливом состоянии броди я по берегу реки Сенеголя почти целый месяц, питался одними травами, которые там едва можно было найти.
Совсем обессиленный, добрался я до Королевства Тамбукта, откуда идти уже не мог и взят был в полон черными и приведен к их королю. Король меня спросил, каким образом и откуда я зашел в его королевство? Я ему рассказал всю истину. Оказалось, что Король Тамбуктский весьма любит французов, которые производит торговлю в сем королевстве золотым песком. Король повелел принять мне службу в его войсках, поелику имел он тогда войну с касдинскими народами.
Однако я не мог долго оставаться в сем королевстве, поскольку обращение и нравы сих черных мне неприятны были.
К счастию моему, на Черный берег пристал голландский корабль, называемый «Кастор Питер», где среди команды было много и французов. С ними я договориться, чтоб они меня взяли с собою.
Я уже знал день и час отхода корабля, и темной ночью, когда все черные солдаты спали, и горел только один сторожевой костер, я, вышедши из шалаша как бы по нужде, крадучись среди деревьев, спустился к берегу. Там уже меня ждал ялбот, спущенный с корабля, с двумя вооруженными на непредвиденный случай французами.
В лагере черных даже никто не шелохнулся, и мы на боте благополучно отвалили от берега и, пройдя примерно с полмили, увидели огни на корабле «Кастор Питер».
Я забыл сказать, что за время службы у черных насобирал немало, целый мешочек, золотого песка, что позволяю мне щедро расплатиться за услуги французов и благосклонность капитана.
Шли мы по морю на корабле без всяких приключений и через несколько времени прибыли в голландский порт Амстердам...
— Отвечай, зачем ты вернулся из Амстердама в Париж? — спросил вконец обессиленный Шенон, не веря уже ни одному слову арестанта.
Арестант вдруг вздрогнул и по-мальчишески закричал:
— О небо! Желал бы я лучше, чтоб Ты окончило жизнь мою здесь, в Бастилии, ибо сие есть истинное освобождение от всех несчастий и от всех нужд!
Адвокат Шенон немедля позвал полицейских, они надели на руки Ролланда Инфортюне, или Нао Толонда, или Ивана Тревогина,
Через день комиссар Ле Нуар прислал князю Барятинскому все показания Тревогина на допросе. Князь внимательно ознакомился с похождениями пригретого им бродяги-матроса, который сказывает о себе теперь, что он Голкондский принц. Потом еще раз, перебирая листы протокола допроса, он взял перо и стал жирными линиями подчеркивать места, связанные с пребыванием арестанта в России.
— Баснословная повесть... ну да... баснословная повесть и есть, — размышлял князь, прохаживаясь по кабинету. Он подошел к столу и начал внимательно разглядывать рисунки, сделанные довольно искусно. — В каком намерении он изобразил печать с Императорским гербом России? И на монетах, которые он готовился бить, двуглавый российский орел. Конечно, баснословная история... Но, может быть, есть в оной место еще и такое сокровенное, которое подлинно заслуживает внимания?
На следующий день князь пригласил к себе господина Ле Нуара, приказал слуге принести в кабинет графин водки с закусками.
Удобно устроившись в креслах, князь и комиссар стали обсуждать это довольно запутанное дело.
— Сумасшедший, — говорил комиссар Ле Нуар, — я охотно бы согласился, что он откровенно сумасшедший. Но дела его показывают иное. В его бумагах мы нашли черновик письма Францу Салгария в Голландию, в котором он пишет, что заказал здесь инструменты для битья монеты и что бумажные деньги уже заказаны, и все оного ремесла мастеровые подговорены. Мы не должны его считать просто сумасшедшим или домашним вором. По секрету вам сообщу, что мы сейчас идем по следу шайки фальшивомонетчиков, и след этот действительно тянется в Голландию. С другой стороны, действовать так открыто, как делает этот самозванец, может только сумасшедший.
— Но этот самозванец, провозгласивший себя Голкондским принцем, назвал на допросе имена важных российских персон. Он непременно был в России. Да и по выговору его я считаю, что он малороссиянин, как он и назвался мне в первый раз. Нет ли и здесь какой связи между российской шайкой и французской?
— Уверяю вас, князь, что это мы довольно скоро выясним. Наш лучший агент господин де Лонгпре заявил, что это дело нескольких дней. И если выяснится, что упомянутый арестант состоял в сговоре с шайкой, то он будет судим по Королевским законам и обезглавлен здесь же, в Бастильском Замке.
Князь крякнул и потянулся за чаркой водки. Они выпили и помолчали. Потом князь, пробормотав что-то, потянулся за бумагами, полистал их и отбросил.
— Но голова его, комиссар, голова еще на плечах, нужна бы была и для нашей Тайной канцелярии. Вам известно, что в России пресечен был важнейший бунт Пугачева, казацкого атамана. А оный преступник уверял и золотых дел мастера Вальмона, и постройщика домов, что важный казацкий государь прибудет со свитою в Париж. Спятил, малый, конечно, бред несет, но проверить должно. Я не мог оставить этого без внимания, даже если бред этот несет сумасшедший. Да и что скажет моя Императрица, узнавши про это? Нет, мы непременно должны доставить его живым в Россию. И уверяю вас, что все это дело мы должны держать в строжайшем секрете, чтобы не распространилась сия баснословная повесть.