Журнал «Вокруг Света» №7 за 2003 год
Шрифт:
Понятно, такие выходки быстро создали Кшесинской соответственную репутацию. Она же, ничтоже сумняшеся, продолжала пользоваться своей «палочкой-выручалочкой» всякий раз, когда ущемлялось ее самолюбие. В конце концов, после скандала с нежеланием Кшесинской танцевать балет «Камарго» в костюме с утяжеляющими ее округлую фигуру подкладками-фижмами, когда Дирекция наказала строптивую приму символическим штрафом, а та снова обратилась к государю и он тут же этот приказ отменил, директор, князь Волконский, просто подал в отставку.
Случалось, Маля даже и не ждала, пока гром грянет, предпочитая опережать события. В день своих бенефисов артисты обычно получали так называемый «царский
В придачу к подношению Сергей Михайлович (а он в одиночестве примы постарался заменить ей Ники с максимальной полнотой) рассказал Кшесинской, что государь вместе с императрицей лично выбрал для нее эту брошь и при этом заметил, что змея – символ мудрости. Николай II любил символы – на следующий бенефис, по случаю 20-летия, Кшесинская получила от него бриллиантового орла в платиновой оправе, с подвешенным к нему розовым сапфиром, и тут же сделала своему Ники ответный подарок – украсив орлом сценический костюм, исполнила для него па-де-де в «Пахите».
Бенефис 13 февраля 1900 года, устроенный с неслыханным доселе размахом, стал этапным в судьбе Кшесинской – с этого момента начался ее роман с великим князем Андреем Владимировичем. И здесь не обошлось без мистики – на торжественном ужине посаженный за столом слева от примы князь Андрей случайно опрокинул на ее платье бокал с красным вином, в чем Маля увидела доброе предзнаменование. И точно – «С этого дня в мое сердце закралось сразу чувство, которого я давно не испытывала; это был уже не пустой флирт… мы все чаще и чаще стали встречаться, и наши чувства друг к другу скоро перешли в сильное взаимное влечение». Князю было 22 года, Маля же была старше его на 6 лет. Кшесинская опять начала вести дневник, заброшенный после прощания с Ники, что в ее глазах уравнивало по искренности и силе чувств два этих романа. Пик отношений пришелся на лето – князь Андрей служил в Красном Селе, его путь в северную столицу лежал через Стрельну, и дача Кшесинской была идеальным местом для встреч. Одну из которых, 22 июля, они потом стали ежегодно праздновать как день свадьбы (официально они поженились только в январе 1921 года).
В Питере приходилось блюсти конспирацию – тут Малечка опять могла себе позволить лишь «случайную» – безмолвную, мимолетную встречу на Невском, как бы невзначай покидая театр в момент проезда кортежа князя Андрея. Так же она не преодолела искуса попрощаться с любимым взглядом в день его отъезда с официальным визитом в Крым, чтобы через две недели встретиться за границей, в Беаррице и Париже. Другую счастливую осень, первого года нового века, они провели в Италии, опять же конспиративно встретившись в Венеции. Хотя хороша конспирация – за князем неотлучно следовал его адъютант (по словам Малечки, человек очень милый и симпатичный), каждый шаг сиятельной особы без особых церемоний отслеживала местная полиция, а при переезде в Ассизи их и вовсе сопровождал конный отряд карабинеров. В этой ситуации Кшесинской оставалось только одно – превращать неудобства напыщенного официоза в повод для шуток.
Следующий балетный сезон Кшесинская закончила раньше срока – и на 6-м месяце беременности она умудрялась танцевать, хотя в профиль ее изменившаяся фигура уже бросалась в глаза. Репетируя перед
Кшесинская родила сына на своей даче в Стрельне 18 июня 1902 года. Роды было труднымы, с риском потерять и мать, и ребенка, но в итоге все закончилось благополучно. Едва придя в себя, Маля выдержала тяжелый разговор с князем Сергеем Михайловичем – тот знал, что не он отец младенца, но простил неверную, заверил ее в том, что отныне останется для нее верным другом. Конечно, Маля очень хотела назвать сына Николаем, однако ее упросили этого не делать, и мальчика окрестили Владимиром – в честь отца князя Андрея.
Проблема возникла и с отчеством – великая княгиня Мария Павловна была категорически против отношений сына с Кшесинской, поэтому Сергей Михайлович великодушно позволил дать младенцу свое отчество (до брака Матильды с князем Андреем их сын по документам именовался Владимиром Сергеевичем Красинским). В своих воспоминаниях Матильда Феликсовна написала, что в тот год впервые почувствовала себя по-настоящему счастливой: у нее был сын, любимый, пусть и «неформальный», муж. Помимо этого, она в полной мере ощутила заботу и участие в своей судьбе великокняжеской семьи, которая не забывала регулярно доносить до нее хоть и нечастые, но очень дорогие свидетельства того, что государь по-прежнему о ней помнит. Как бесценный дар приняла она его фотокарточку с подписью «Ники» (всем другим он подписывал свой лик «Николай»).
Уже через два месяца после родов Кшесинская вернула себя в рабочее состояние и станцевала в нескольких спектаклях. Но теперь Матильду одолевали иные заботы: она демонстративно охладела к театру (сведя до минимума участие в репертуаре и выбирая лишь самые выгодные зарубежные гастроли) и принялась строить собственный, понастоящему семейный дом.
Кшесинская с юности любила привлекать к себе внимание – на занятия в училище ездила в маленьком шарабане, запряженном крошечными пони, с восторгом ловя любопытные взгляды прохожих. И затеяв строительство нового дома на Большой Дворянской, непременно желала, чтобы он стал самым-самым. План жилища она заказала модному архитектору фон Гогену, всю мебель – крупнейшему фабриканту Мельцеру, бронзу – от люстр до шпингалетов, а также ковры, материю для обивки мебели и стен – самым стильным салонам в Париже. Заложенный весной 1906-го особняк был готов меньше чем за два года. Отметив новоселье, Матильда Феликсовна постаралась, чтобы о ее доме говорил весь город – только что экскурсии к себе не водила. Особо же Кшесинская гордилась двумя гардеробными комнатами: в одной хоть и с трудом, но разместились ее многочисленные наряды, а в другой – театральные костюмы и аксессуары (теперь ей достаточно было написать посыльному номер шкафа, чтобы любой наряд без проволочек был доставлен туда, куда требовалось).
Для гостей-мужчин был предусмотрен замечательный винный погреб (о пополнении запасов заботился князь Андрей), где устраивались шумные пиршества по торжественным случаям. Публике попроще – простым горожанам, любующимся буржуазным роскошеством сквозь ажурную ограду, – тоже предлагалось своеобразное зрелище: на газоне постоянно гуляли свинья, фоксик Джиби и козочка, выступавшая с Малей в «Эсмеральде» (корову, предназначенную давать свежее молоко для хозяйского сына, щипать элитную траву во двор не выпускали).