Журнал «Вокруг Света» №8 за 2004 год (2767)
Шрифт:
Но – не только «утечки» неблагонадежного элемента опасался Нессельроде. Его тревожило то, что, дав ход «амурскому делу», можно было не угодить Европе, к которой он относился куда более трепетно, чем следовало бы канцлеру России. Поэтому императору о предложениях Муравьева докладывалось весьма критично: «Он поссорит нас с Европой»…
Понимая это, Муравьев был вынужден добиваться личных встреч с Николаем I. «Время не ждет, Ваше Величество! Иностранные державы могут опередить нас: Россия должна восстановить свое присутствие на Дальнем Востоке».
На слове «восстановить» Муравьев делал особый упор. Еще в 1649—1653 годах землепроходец Ерофей Хабаров со своими казаками совершил ряд походов
Муравьев с завидным упорством преодолевал остервенелое сопротивление управляемого Нессельроде Особого комитета по «амурскому вопросу», созданного в Петербурге. Обвиненный во всех смертных грехах, в жажде орденов и славы, он добился-таки еще одной встречи с императором.
Глядя на невысокого, задиристого, с дьявольским блеском в глазах «просителя за Амур», Николай I сдался:
– Ну смотри, Муравьев, чтобы и не пахло пороховым дымом! Головой ответишь…
В январе 1854 года генерал-губернатор вернулся к себе с бумагой, подтверждающей его полномочия на ведение переговоров с пекинским трибуналом по вопросу о границе.
Муравьеву необходимо было выиграть время. Двухвековое затишье сменилось активностью, которую проявляли на Дальнем Востоке Англия, США и Франция. А потому губернатор начал заселять приамурские земли раньше, чем начались переговоры с Пекином. Цель была ясна и понятна: поставить и Китай, и Европу перед фактом уже имеющей место российской колонизации. Когда по берегам дымят избы и кричат русские младенцы, многие вопросы отпадают сами собой.
Поначалу в Приамурье согласились переселиться сибиряки, привлеченные большими льготами. За ними потянулись новоселы из центральных областей России. Особой симпатией Муравьева пользовались казаки. Эти люди безропотно, стоически приняли на себя все тяготы освоения новых российских земель, обрекли и себя, и семьи на жизнь, полную испытаний. Именно казакам Россия, обретая дальневосточные рубежи, во многом была обязана их незыблемостью.
…Для обывателя слово «сплав» ассоциируется с бревнами, несущимися в бурном потоке. Нечто иное подразумевало оно в «амурской эпопее» Муравьева. Сплав – это переселение, движение народа на новые места, решимость занять территорию. И не груда бревен – целая флотилия из пароходов разного размера, баржей, плотов, вместительных лодок, растянувшаяся на несколько верст, тащила на себе переселенцев, скарб, строительные материалы, домашний скот, зерно для посева, муку.
Первый такой сплав состоялся в 1854-м и более походил на армейский обоз, везший кроме прочего и пушки, и боеприпасы, и амуницию. Это было необходимо не только для охраны первых поселений, но и для строительства крепостей и застав по всему левому, русскому (чего в результате переговоров только еще предстояло добиться), берегу Амура. Так возникли укрепления, ставшие в будущем городами-форпостами России на Дальнем Востоке: Хабаровск, Владивосток, Благовещенск…
Каждый сплав подготавливался как крупная военная операция. Что же говорить о первом! Муравьев был вездесущ: он вникал в детали строительства специальных кораблей, искал и находил инвесторов, готовых под гарантии государства вложить деньги в новое дело – и находил таковых. Сотни проблем, неувязок, неожиданных препятствий – хоть умри, предстояло решить к назначенному дню. Многие считали манеру Муравьева не слишком доверять другим и все перепроверять самому слабой чертой его как администратора. Но мог ли быть другим он, хорошо сознававший, сколь велика его ответственность, равно как и цена его ошибки?
«Небольшого роста, нервный, подвижный, – писал о Муравьеве Иван Александрович Гончаров, – ни усталого взгляда, ни вялого движения… Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений, неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями!»
Свидетельства очевидцев переносят нас в майское утро 1854 года, которого большая страна, быть может, и не заметила. Тем же, кто ждал сигнала к отплытию, казалось, что едва ли не вся Россия тронулась с места и пошла на восток вслед за никогда не оставлявшей ее мечтой.
«День был чудный, солнце ярко освещало берега Шилки; и хребты, и долины, озаренные его светом, казалось, радовались тому, что происходило на реке. Около четырех часов утра пробили тревогу. Из лагеря вышел Муравьев со своей свитой, и все мы двинулись к берегу… После церковного служения генеральская лодка подняла на мачте флаг. Все стали по лодкам, скомандовали отвал… Впереди всех понеслась лодка Муравьева, а за нею все прочие суда. Запестрели перед нами берега Шилки, оглашаемые громкими криками „ура!“. С берега и реки… Великолепна была Шилка в эту светлую минуту! Гордо катились воды ее: ей, казалось, нравилась, полюбилась свежая флотилия, которая неслась перед ее берегами к свежему делу. Заводская пушка приветствовала нашу флотилию; горные пади вторили ей, и все население Шилки кидало шапки на воздух при крике „ура!“. Это было восторженное, единодушное, радостное приветствие, предзнаменование благого исхода новому пути. По излучине реки в этом месте, на две с лишком версты, растянулась флотилия. Впереди ее открывала плавание высокая мачта с генеральским флагом».
Во время плавания Муравьев постоянно был начеку. Спящим его в те дни не видели. По примеру «хозяина» и штаб Муравьева, в полном составе сопровождавший флотилию, обязан был бодрствовать. «Ночью непременно должно наблюдать своим глазом», – внушал тот своим подчиненным. Его, напряженно вглядывающегося во тьму и то и дело грозящего кого-то «зарыть в землю» за нерадивость, видели в те дни многие.
Спустя четыре дня новоселов уже несли вперед воды Амура. Значение того дня, когда на его берега высадились семьи казаков, трудно переоценить. За этим «большим новосельем» уже явственно проступало событие куда более масштабное – Российская империя навечно отмечала свои восточные рубежи.
Все первые четыре сплава были осуществлены под непосредственным руководством Муравьева. Отсутствие губернатора во время пятого объяснялось причиной более чем уважительной – он сидел за столом переговоров с китайцами.
В мае 1858 года в небольшом китайском городке Айгуни генерал-губернатором Муравьевым была одержана блестящая победа. Китай признал полное право русских на земли по рекам Амур и Уссури. Отторгнутые в 1689-м громадные пространства, сосредоточившие в себе богатейшие природные ресурсы и исключительно удобную береговую линию, стали неотъемлемой собственностью России. Самое же примечательное состояло в том, что подобное беспрецедентное «приобретение» свершилось без всякого применения вооруженной силы, без единого выстрела. Именно этот факт сделал дальневосточную эпопею Н.Н. Муравьева одной из самых замечательных страниц в российской истории.