Журнал «Вокруг Света» №9 за 2005 год
Шрифт:
В Талашкине делали, по существу, все и из всякого материала. Посуда, мебель, изделия из металла, украшения, вышитые шторы и скатерти – все это поступало в открытый Тенишевой в Москве магазин «Родник».
От покупателей не было отбоя. Заказы приходили и из-за границы. Даже чопорный Лондон заинтересовался изделиями талашкинских умельцев.
Этот успех не был случайным. Ведь Тенишева пригласила в Талашкино жить, творить, работать и тех, кто составлял в то время художественную элиту России.
В
Как говорили, днем Талашкино словно вымирало, а под крышами мастерских шла непрерывная работа. Зато когда наступал вечер…
Тенишева организовала здесь оркестр народных инструментов, хор крестьянских детей, студию художественного слова. Получило Талашкино и театр со зрительным залом на двести мест. Декорации расшивали В. Васнецов, М. Врубель, местные смоленские художники, проходившие у них «практику». Репертуар был разнообразный: небольшие пьесы, классика. Ставили Гоголя, Островского, Чехова. С неизменным успехом шла «Сказка о семи богатырях», написанная самой Тенишевой. Она часто выступала на сцене своего театра как актриса.
Вот какую сценку видел Н.К. Рерих: «Хоры. Музыка. Событие деревни – театр. И театр затейный… Мне, заезжему, виден весь муравейник. Пишется музыка. Укладывается текст… Сколько хлопотни за костюмами… Танцы. И не узнать учеников. Как бегут после работы от верстака, от косы и граблей к старинным уборам: как стараются „сказать“, как двигаются в танцах, играют в оркестре».
Это и было исполнение задуманного – «создавать что-нибудь для пользы человечества».
Сама Мария Клавдиевна представляла собой уникальное создание природы, когда прекрасная внешность и внутренняя глубина находятся в гармонии и дополняют друг друга.
В Тенишеву влюблялись очертя голову. Художники, видя ее, тянулись к кисти. Только один Репин, говорят, написал с нее восемь портретов. Конечно, красота княгини просилась на полотно. Крупная, высокая, с густой копной темных волос и гордо посаженной головой, она была завидной моделью. Но среди изображений Марии удачных очень немного. Рисовали красавицу женщину, «Юнону-воительницу». Человек же с очень непростым характером, с бушевавшими в нем страстями, с талантами и редкостной энергией не помещался на холсте, ограниченном тяжелой рамой.
Быть может, только Валентину Серову удалось победить чисто внешнее впечатление от яркой, эффектной женщины и оставить вечности главное, что было в Тенишевой, – жившую в ней мечту об идеале, к которому она продиралась засучив рукава, не обращая внимания на насмешки и неудачи.
Деятельность княгини, которая забирала все время и огромные суммы, вкладываемые в Талашкино, не способствовали миру и спокойствию в семье. Сам Тенишев, которому выстроенное в Петербурге училище, получившее впоследствии его имя, стоило колоссальных трат, многие начинания жены считал излишними. Финансовая помощь, оказываемая княгиней художникам, ее поддержка культурных начинаний обходились дорого. Вместо заботливой хозяйки роскошных столичных особняков, занятой от нечего делать заботами благотворительности, он имел подле себя какой-то бурлящий поток, пробивавший себе дорогу по своему собственному руслу.
«Судьба вообще никогда не хотела сделать меня светской женщиной, и это вполне совпадало с моим внутренним чувством».
Княгиня увлекалась эмалью – той отраслью ювелирного дела, которое заглохло еще в XVIII веке. Она решила ее возродить. Целые дни проводила Мария Клавдиевна у себя в талашкинской мастерской, возле печей и гальванических ванн. Остались фотографии: она в темной одежде с закатанными рукавами, в фартуке, суровая, сосредоточенная.
«Какая вы барыня? – говорила ей горничная. – Настоящая барыня нарядная, и шкафы ее заняты только хорошими платьями, а у вас всякая дрянь не в первом плане лежит…»
Не удовлетворенная полученными образцами эмали, Мария сшила-таки «хорошее» платье и поехала на выучку к ювелиру с мировой славой – мсье Ренэ Лалику. За короткий срок она в работе с эмалью достигла таких результатов, что мэтр сказал: «Мне больше нечему вас учить». Вернувшись в Талашкино, Тенишева получила более двухсот новых оттенков непрозрачных эмалей. Ее работы выставлялись в Лондоне, Праге, Брюсселе, Париже. В Италии – на родине этого дела – она была избрана почетным членом Римского археологического общества. Европейские эксперты отвели Тенишевой в области эмальерного дела «одно из первых мест среди современных ей мастеров». А на родине Мария Клавдиевна защитила диссертацию под названием «Эмаль и инкрустация». Ей была предложена кафедра по истории эмальерного дела при Московском археологическом институте.
В 1903 году, после кончины мужа, княгиня Тенишева получила право распоряжаться семейным состоянием.
В 1905-м она подарила свою колоссальную коллекцию предметов искусства городу Смоленску. Власти не захотели предоставить ей помещение для ее показа. Более того, они вовсе не спешили принять дар княгини. Тогда Тенишева купила кусок земли в центре города, выстроила на свои средства музейное помещение и разместила там коллекцию.
Но, не успев открыться, музей оказался в опасности. В городе и деревнях начались поджоги, прокламации летали там и тут, кто-то уже видел выброшенные иконы и людей с красным флагом в руках. На сходках кричали о «кровопийцах», призывали «грабить буржуев».
Тайно ночью, упаковав коллекцию, Тенишева увезла ее в Париж. А вскоре в Лувре открылась выставка, о которой трубили все европейские газеты. Париж словно сошел с ума, наводнив пять больших залов. Здесь можно было встретить всю интеллектуальную элиту столицы: ученые, писатели, политики, коллекционеры, гости, специально приезжавшие взглянуть на бесподобное зрелище.
«И это все из Смоленска? А где это?» Французы со времен Наполеона не слыхивали о таком городе и не могли представить, что вся эта обильная роскошь «родом» из тихой провинции.