На 1-й странице обложки рисунок Марины Павликовской «Floating»
Поэзия
Мария Сухарева
Родилась в 1987 году в Воронеже. Выпускница факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова. По профессии – пресс-секретарь. Член Российского союза писателей. Финалист литературного конкурса «Георгиевская лента» в номинации «Поэзия» (2019). Финалист национальной литературной премии «Поэт года» в номинации «Поэзия» (2020). Вошла в лонг-лист I Международного литературного фестиваля «Казак Луганский» имени В. Даля и лонг-лист I Всероссийского литературного конкурса имени Дмитрия Донского. Член Союза писателей России.
«Неокрепшая зрелость, ты память мою озадачь…»
Неокрепшая зрелость, ты память мою озадачьНадвигающим кепку подростком в немодном прикиде,Зарывающим тайны из книжной своей пирамидыНа
задворках одной из случайно построенных дач.Примостила тома и из книжек построила мостВ заповедный мирок со «вчера», и «сегодня», и «завтра»,Где упорно росла НТР из хребта динозавра,Громоздя нашу Землю на хобот, на панцирь и хвост.Неуемный подросток, справляясь с задачей в уме,Всем пример подает, как решать непростые примеры.На мосту отзывается мягкая поступь Венеры,Восходящей из пены навстречу стареющей мне…Мне Господь ортодокса милее античных богов.По пустыне бродивший в немодном в то время прикиде,Иордан освятивший, вкушавший лишь мед и акриды,Возвещает благое Святой Иоанн Богослов.Громовые раскаты, в негаснущем небе рыча,Вышибают дождливые капли из щедрого неба.Словно плачет о рае, потерянном глупостью, Ева.Нам остался лишь деготь. И, может, еще саранча…Брови хмурю под кепкой, взбираясь на верхний этажПирамиды моей многотомной. Маячит разлука:Динозавр умирает, Венера, печально безрука,Новоселье справлять поспешает теперь в Эрмитаж.А живое – оно навсегда поселилось не там,А на даче случайной, и вовсе она не приелась.Видно, крепнет во мне потихоньку проросшая зрелость,Как букварь, мою душу слагая по нужным ладам.После грома в природе, а нынче еще и во мне,Вроде все как и прежде. Подросток все в том же прикиде.Но готова не дрогнувшим голосом крикнуть: «Изыди!» —Я хотевшему место во мне застолбить сатане.
«Моргнувши пару раз, фонарь ослеп…»
Моргнувши пару раз, фонарь ослепИ в бездну мрака взял луну-подружку.Через скакалки плещущихся ЛЭППерелетают голуби к кормушке.В кромешной тьме, которой ночь щедра,Сквозь караваны черных туч транзитомСпешат, не дожидаясь до утра,Навстречу ветру. Знают, что пронзит онХолодным острым жалом. ВпередиЛетят другие стайкою, легато,Как будто в птичьей маленькой грудиПод опереньем спрятан навигатор.Их клин похож на парусный корабльС пернатым капитаном за кормилом,Зовут на пир древесная кораС избушкой, что не раз уже кормила…Вот так, когда невзгодам вопрекиСтремишься к цели телом и душою,То бремена становятся легки,Из малой – цель становится большою.
Вторая молодость
Говорят, война заставляет взрослеть быстрее,А порой, напротив, она же и молодит.Вот казалось: он давно невозвратно стареет.Весь – потухший взгляд, да и в целом потухший вид.На ходу скрипят, как несмазанная телега,В нем душа и голос, и в теле каждый сустав.Но случилось так, что забытыми стали эго,Дом и пенсия – знает он, запасник, Устав.Как щелчком – гипноз, он апатию разом скинул,Распрямилась враз ревматоидная спина,На его, опять офицерски прямую, спинуЦелый полк задач водрузила теперь война.Взгляд горит огнем, как снаряд, покидая пушку.Он не просто воин – он здесь полковой начарт.И теперь боец, вспоминая жену-старушку,Шепчет ей прощанье. Атаку спешит начать.Он бежит, как спринтер. И только сверкают пятки.И не чует боли, хоть пятки до крови стер.С боевой подругой – вернейшей сорокапяткой —Рука об руку он вбегает в войны костер.Вот бывает – смерть, что людей возвращает к жизни.Дым – что взгляд не застит, а делает взгляд ясней.С боевой подругой, забывши о ревматизме,В сорок пятый год мчится он навстречу весне.И потом за чаркой водки, с друзьями на спор(Их из школы – в бой, с арифметикой – не лады),Скажет он: «Я дед! Не верите? Гляньте в паспорт!»Впрочем, что бумажка? Он стал совсем молодым.
«Я хочу быть немного Бродским…»
Я хочу быть немного Бродским,Чтоб меня с моим носом с горбинкой,Строгим блеском очечных дужекИ нарядом простым, неброскимПрописали бы, как аскорбинку.Даже пусть не любили б дюжеИли походя оскорбили,Но считали лицом эпохи.Перспективы весьма неплохи.И бродить я хочу, не пасуя пред бродом,По дороге, ведущей к нездешним свободам.Может, буду чуть-чуть Есенин,Жить наотмашь, резво и скоро,Бесшабашностью всех дивить.И легко в деревенские сениЗабегать, обнимать просторыИ черемухе кудри вить,И общаться с рощей осенней,Языком говорящей березовым,На коне восседая розовом.Я хочу подражать в непохожести,Через
слепок себя обрести,Избегая банальность и штамп,Чтобы шел изнутри, из-под кожи, стих.Как Цветаева, страстью цвести,Быть Художником, как Мандельштам.Перекидывать строфы, как мячик,Я хочу Маяковским маячить,Словно маятник времени нашего.Или, может, без дрязг и склок,Воспевать красоту, как Блок,Даже, может, ее приукрашивать.Или дальше ступить в неизведанный векИ смотреть, словно Кедрин, куда-то наверх,Где зияют во свете незрячие очиОслепленных сатрапом талантливых зодчих.Но подумала я хорошенько…Лучше быть хоть чуть-чуть Евтушенко.Он же тоже хотел взять у всех по чуть-чуть,А избрал тот единственный – собственный – путь.И, наверное, многое сделаю,Чтобы стать хоть чуть-чуть его Беллою,Горделивою лебедью белоюПеред стаей ворон оголтелою.Быть на всех них похожей хочу я,Век грядущий в минувшем почуять,Черпать силы у гениев оных,Но не быть никогда в эпигонах.Стать похожей на них не манерой,А какой-то безмерною мерой,Глубиною сердечных томленийИ ума высотою стремлений,Широтою души, остротою пера…Только в Вечность пока мне еще не пора.
Эд Побужанский
Родился в г. Черновцы (Украина). Детство и юность провел в г. Единцы на севере Молдавии. Окончил школу с золотой медалью. Служил в армии. Окончил факультет журналистики Молдавского государственного университета и Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького (мастерская Юрия Кузнецова). Автор пяти поэтических книг. Стихи были переведены на румынский, украинский, чешский, английский и армянский языки. Член Союза писателей России. Основатель и главный редактор издательства «Образ». Живет в Москве.
МЕЖДУ ВДОХОМ И ВЫДОХОМ
Мы познакомились, когда мне было восемнадцать, а Эдуарду Побужанскому – двадцать один. Я училась на филфаке, он – на журфаке, мы оба писали стихи. Осень, кинотеатр, один пирожок с мясом на двоих. Что из этого могло получиться? Правильно, ничего. Побужанский был самонадеянно уверен, что влюблен без памяти, я – столь же самонадеянно, – что это неправда.
Время показало, что я была права, конечно. Но вот в чем я была абсолютно уверена, так это в том, что Побужанский – поэт. Не мальчик, который пишет стихи, как многие мальчики, точнее, как лучшие из них.
А именно настоящий поэт – со своим голосом, со своим складом стиха, с собственным словарем и удивительно точным душевным камертоном.
Он умеет надолго оставаться в памяти. Умеет приметить в нас то, что делает нас людьми. Хорошими людьми. Просто слабыми. Обыкновенными. Живыми.
В заглавном стихотворении сборника Эд Побужанский скромно признается: «Не поэт я – между слов пробел». Пожалуй, это лучшее, что может сказать о себе настоящий поэт. Потому что без пробелов даже лучшие стихи превращаются в бессмыслицу. И если нету выдоха – значит, это был не вдох.
Марина Степнова
Пуговицы
«Вы, русские, всегда все усложняете, —вздохнул чешский поэт и переводчик,закрывая мою книгу. —Кому сейчас нужны рифмованные стихи?Разве что детям!Рифмы сегодня так же нелепы,как пуговицы на голом теле!..»Я промолчал.Мне было неловко признаться,что в детстве,когда приезжал на леток бабушке,я любил перебиратьразноцветные пуговицыв жестяной коробке.Перламутровые, деревянные, стальные,разных форм и цветов —они казались мне настоящимсокровищем!Я даже хотел стащить одну,желтую пуговицу со звездой,чтобы выменять еена рогатку…А когда мы с дружком Сашкойубегали на озеро,то возвращались домойтолько под вечер,когда июньское солнцезакатывалось за горизонт,словно большаякрасная пуговица.
Простор
Чем дальше в лес, тем ниже солнце,А на краю вселенской тьмыСтоят вплотную мачты-сосныИ ловят космоса шумы.В НИИ сидит ученый мрачный,Пред ним приборов арсенал,Но не они, а эти мачтыИз бездны выловят сигнал.А на другом краю ВселеннойМальчишка руки распростер —Так тонким телом, как антенной,Он ловит вечности простор!
Старуха
А кошки эти – семья старушья:Семь во дворе да в квартире три.Но даже те, кто живут снаружи,У нее, у старой, тоже внутри.Утром выйдет во двор и в плошкиТо супу нальет, то молока.Известно всякой бродячей кошке,Что пахнет лаской ее рука.Старуха стала почти неходячей(Ах, ножки! – будто на каждой пуд),А все выходила к родне кошачьей —Кормила, жалела…Может, врут,Но говорят, когда гроб выносили,Кошки в округе всейГолосили.
