Журналист по знаку зодиака
Шрифт:
Другой бы выбросил все это к черту, но… Память есть память. Будет что вспомнить на старости лет. Дипломами и благодарностями увешано полстены в редакции. Больше, чем у всех журналистов «Обоза», вместе взятых за всю его историю.
А еще он посещает бесплатные концерты, театральные и кинопремьеры, спектакли, выставки и вернисажи, презентации и фуршеты, юбилеи художников, актеров, режиссеров и писателей, корпоративы спортивных федераций, олимпийские, пушкинские и учительские балы. А еще футбольные и прочие матчи и соревнования. И даже два раза в неделю он ходит в фитнес-клуб с финской сауной и турецкой баней,
И последнее. В «Обозе», как и во всех нормальных конторах, иногда собираются на так называемые корпоративы. Это когда сотрудники отмечают дни рождения и всенародные праздники: Новый год, День печати, 8 Марта, 23 Февраля и день рождения газеты. Обычно на эти праздники все скидываются по принципу «кто сколько может». Покупаются легкое вино, шампанское, фрукты и конфеты. Ну и, само собой, торты.
День рождения же организовывает сам именинник. Он покупает примерно то же самое. Иногда приносит из дома выпечку собственного приготовления: пиццу или пироги. А остальные сотрудники скидываются, к примеру, по сто рублей. Если юбилей, то побольше. Либо вручают деньги вместе с поздравительной открыткой со своими подписями, либо покупают имениннику то, что тот просит: книгу, фильм, «музыкалку» на DVD или флешку.
Раньше на этих празднествах можно было пить водку или коньяк, но потом шеф, то есть учредитель, запретил, так как сам давно уже не бухал. Впрочем, никто не мешает продолжить это дело где-нибудь в другом месте. Например, в близлежащем кафе. Что наши журналюги и делают.
А ведь есть еще несколько журналистских праздников типа Дня печати советской, Дня международной солидарности журналистов и так далее. А у Андрея дополнительно есть еще и День спортивного журналиста, и День музыки, и День театра, и День кино, и День физкультурника, и День работника культуры, и тому подобное. Так что почти каждый день – праздники. Как говорится, опять нет повода не выпить.
Ну и в завершение скажем, что газета – это производство. Как на заводе. Есть закон: каждые полгода информация в мире удваивается. Поэтому газеты только успевают ее подавать. Поэтому нужны бодрые штамповщики, а не золотые перья. Что, собственно, и происходит в «Обозе».
А для Андрея, главного нашего героя, первична журналистика слова, а не журналистика факта. Но, как всякий творческий человек, журналист Андрей Ветлугин хочет удивить мир своей писаниной: как артист – новым Гамлетом, музыкант – неимоверным скрипичным пассажем, художник – невиданным пейзажем.
Но творчество в журналистской профессии составляет всего процентов тридцать, остальное – ремесло.
А если взять искусство вообще, то оно лишь на десять процентов состоит из правды, на девяносто – из фантазии. Так что думайте сами, когда будете читать какую-нибудь газету или журнал.
Обычный день
Это был обычный рабочий понедельник, и начался он как обычно. Первым пришел Андрей. Сначала он врубил комп, затем поставил нагреваться чайник, потом переставил окошечки на всех своих многочисленных календарях, потом снял куртку, но не повесил ее в шкаф, а бросил на ничейный стол. Потом заварил пятирублевый пакетик растворимого кофе, просмотрел поступившую электронную почту, затем сайты интересующих его организаций, после скомпоновал новости
Спустя полчаса появился редакционный водитель с татарским именем Рустам, неслышно подошел сзади:
– Привет. С наступающим праздничком.
– Тебя также, – не оборачиваясь, ответил Андрей.
– Как дела? Творишь? – не унимался водила.
– Не стой за спиной. Вынашиваю замысел. Не мешай. Видишь, компьютер опять виснет. Как он мне надоел, Госспади!
Довольный Рустам отошел в дальний угол, достал свежую «желтуху» и блаженно уселся в кресло под газетным лозунгом, гласящим, что честным быть выгодно. Как потом выяснилось, учредители «Обоза» передрали его у какого-то банка, и спор между ними до сих пор не решен.
В сидячей позе водитель напоминал кастрированного кота, который ел за четверых и спал даже тогда, когда его глаза были открыты.
Ну а затем, глухо стуча пластмассовыми контейнерами с обедом, пришла Мазуркевич. Потом, громко дыша от одышки и матеря все на свете, появился в своем неизменном спортивном костюме Гридасов. А потом подтянулись и все другие журналисты, включая редактора.
Утром каждого рабочего понедельника главный редактор проводил так называемую летучку: то есть все собирались и обсуждали вышедший накануне номер. Обсуждение заключалось в том, что каждый по очереди называл те статьи, которые ему понравились. Или не понравились. Единственным, кто отмалчивался, был опять Ветлугин. Всегда он произносил одну и ту же фразу, его даже можно было не спрашивать: «Газета как газета. Ничего особенного».
Заканчивал сборище редактор. Сегодня он был свежевыбрит. Его лысый череп слабо отражал утренний свет, словно матовое зеркало. Правда, побрили его не очень гладко. Словно кровожадные индейцы сняли с него скальп тупым томагавком.
Катаев подводил итоги, называл трудности, перечислял ошибки, с которыми столкнулись он, корректор и верстак. Ругал журналюг, если те сдавали материалы не в среду и даже не в четверг, а в пятницу или вовремя не просмотрели верстку, не придумали подписи к своим фоткам… Ну и так далее. Кто журналист, тот поймет.
Молчавший всю летучку Леопольд задал вопрос:
– Михаил Иванович, а почему у меня статью сняли?
– Потому что написал не то, – ответил Катаев, – ты сам-то читал?
– Я хотел как лучше.
– Не надо как лучше. Надо как надо. Факты нужны, а не твои рассуждения, кстати, не имеющие ничего общего с действительностью. Понимаешь, Валентин, журналист – это звучит гордо. Ты должен сеять разумное, доброе, вечное. А ты – глупое, злое, скоропортящееся. Я не хочу за тебя краснеть перед учредителем. Да, я тебе давал задание взять интервью у директора нашей «управляйки». Взял?
– Нет. Указаний ждал.
– А ты, когда в сортир идешь по малой нужде, ширинку сам расстегиваешь или указаний ждешь?
Некоторое время стояла тишина. Каждый делал вид, что занят собственными мыслями, одновременно жалея Леопольда и сочувствуя ему. А тот сидел угрюмый и злой и тупо смотрел, как он любил это делать в моменты тягостных раздумий, в пустой черный экран компьютерного монитора.
Самое интересное, что Валентин Гридасов всегда стлался перед начальником персидским ковром, старался не перечить, но в последнее время вдруг осмелел. Прижало, наверное.