Журналисты не отдыхают

Щербаков Алексей Юрьевич

Красные и черные

Посмотрим мы на вас, сытые уроды,

Когда загрохочут наши пулеметы!

(Группа "Коты летят")

У меня всегда вызывал симпатию Нестор Иванович Махно. Мне нравилась его попытка построить мир свободы. Не вышло, понятно. Но "безумству храбрых поем мы песни". В моем личном "рейтинге" он был наравне с Че Геварой. Всё-таки где-то в глубине души я анархист. Любую власть я считаю дерьмом. Другое дело, что без неё никуда. Тем более, что сейчас я являлся представителем той самой власти. И прилагал все усилия, чтобы она из аморфной "советской" стала тоталитарной. Такого слова ещё не знали. Узнаете... Так уж жизнь складывается. Но всё-таки...

Вообще-то

прочность идей проверяется очень просто. Вот, господа либерасты, кто из вас готов отдать жизнь за ваши идеи? А? Вот именно. А вот большевики были готовы отдать жизнь за то, во что верили. И анархисты были готовы. И даже я уже проникся этой психологией. Да пусть убьют, но мы должны победить. Так что против нас, даже учитывая отвратительную организацию армии, воевать было сложно.

А вот теперь мне предстояло ехать и договариваться о взаимодействии с Нестором Ивановичем Махно. Дела у батьки были не очень. Откуда-то на Екатеринославщине нарисовался генерал-майор Михаил Дроздовский. Я смутно помнил, что в той истории он в итоге оказался у Деникина. Это было позже, когда Корнилов погиб и добровольцев отбили от Екатеринодара. Здесь Корнилов, может, и меня переживет. А Дроздовский зачем-то околачивался в степях восточной Украины. Он взял Екатеринослав, который, видимо, при любых исторических поворотах был обречен на веселую жизнь. Дроздовцы там так повеселились, что просто оторопь брала. Они уничтожали всех, кого подозревали в симпатиях к левым идеям. Разумеется, более всего пострадали невиновные. Большевики-то привычно слились в подполье.

Теперь вокруг Дроздовского собирались офицеры, которые в том варианте истории пробирались к Корнилову.

На Станции Гуляй-Поле нас встречала группа товарищей. Махно я узнал сразу - он вполне соответствовал своим фотографиям. Невысокий щуплый человек с длинными черными волосами. Но взгляд у него... Я уже всяких отморозков насмотрелся, да и сам стал отморозком - но его взгляд производил сильное впечатление. Из его товарищей я узнал Федора Щуся - амбала, одетого в какую-то немыслимо яркую форму - красную с обилием всякого золотого шитья. У меня в той жизни в компе имелись фотографии Щуся - но ч/б фотки не могли передать то, что я увидел в натуре. Вроде, это "парадка" Лейб-гвардии гусаров. Впрочем, может, и не их. В парадной форме Русской гвардии я так и не научился разбираться - во время войны её никто не носил. Но выглядел Щусь ослепительно. Остальных ребят я не знал.

Мы познакомились. Из знакомых имен был ещё Петр Каретников, который смотрел на нас очень нехорошо. Но он и в той истории красных не любил.

Мы уселись на брички и двинулись в город. От нас были - я, Андрей и Светлана. Её удержать уж никак было невозможно. А плюс к этому фотограф.

Да, о нем-то я и не рассказал. Ещё когда мы выдвигались из столицы, я задумался о том - кто наши подвиги будет запечатлевать? Ну, не могу я находиться в местах, где происходят разные веселые события, если либо у меня нет фотокамеры, либо не тусуется рядом фотограф. Психология репортера, знаете ли. Я вспомнил, что был такой великий фотограф Александр Родченко. Для тех, кто не знает - именно он сделал фотомонтаж высоким искусством. Да и вообще -- он был просто потрясающим фотографом. Кто думает, что кто-то круче - давайте, попробуйте -- снимите лучше. Я на работах Родченко учился снимать. В итоге фотоаппарат, а после и видеокамеру - я держать в руках неплохо научился.

Но найти Родченко оказалось непросто. Я напряг Светлану с её богемными связями, но и ей пришлось долго паритьтся. Оказалось, что Родченко пока что никакой не фотограф, а художник, который рисовал всякую абстрактную хрень. Когда я к нему пришел, он находился в состоянии запоя. Родченко понимал, что все

его абстракции в этом великом и диком времени никому на хрен не нужны. Но не знал, что делать дальше.

– - А вы фотографировать не пробовали?
– Спросил я.

– - А... Это самое. Почему бы и нет?

Так что благодаря мне он стал фотографом на несколько лет раньше.

По доброй российской традиции, с которой я уже успел плотно познакомиться, станция находилась в нескольких километрах от населенного пункта. А вот этот самый населенный пункт... Почему-то я полагал, что Гуляй-Поле - это деревня. Возможно, роман Алексея Толстого ввел меня в заблуждение. Там было написано: "Гуляй-Поле -- богатое село". Но на самом-то деле это был вполне такой приличный город. Мне приходилось в этом мире видеть города и похуже. Никакого особого беспредела на улицах не замечалось. Хотя анархисты попадались. Они были длинноволосые и в разных причудливых ободранных костюмах. Я бы их за хиппи принял, если бы не множество висевшего на них оружия. При виде батьки они не отдавали честь, как положено по Уставу, а просто махали руками.

Мы прибыли в хороший двухэтажный каменный дом, где находился Реввоенсовет. На втором этаже нас ожидала поляна. Вот тут было всё как в кино - "гуси" с мутным самогоном, жареные курицы и жареное мясо, сало и колбаса. Впрочем, для Светланы выставили какой-то сушняк.

Первые три мы пили за дружбу между большевиками и анархистами. После третьей Махно стал жаловаться на жизнь. Сначала я чуть не выматерился. Что, мне - гения партизанской войны придется учить его же тактике? Это уже выглядело как в плохих книжках про попаданцев, где герои учат Сталина, как управлять страной, а Рокоссовского и Жукова - как воевать.

Но оказалось, Нестор Иванович сам очень хорошо понимал, как надо воевать. Но вот только с возможностями у него было не очень. Прежде всего - было мало оружия и что самое главное - боеприпасов. Но проблемы на этом не заканчивались. Ведь как в той истории поднялся Махно? Он начал отчаянно смелую партизанскую борьбу против немцев и австрийцев. И все его зауважали.

Но вот тут немцев не было. Зато было много вернувшихся с фронта ребят. Которые отодвигали Махно в сторону. Дескать, ты председатель Совета? Вот и советуй там. А как воевать мы знаем лучше. Между тем, ни фига они не знали. Они мыслили категориями Первой мировой - главное - это нарыть побольше окопов. Но война-то шла совсем иная. В общем, Нестор Иванович был совсем не главным. Но мы это дело можем переменить.

Я заявил:

– - Батько, мы можем тебе помочь. У нас есть оружие, мы его тебе предоставим.

– - А много?

– - Пятьсот винтовок, патронов по двести штук на ствол. Двадцать пулеметов. Ленты к ним тоже имеются. Хочешь, покажем, как с пулеметами обращаться?

Всё это было чистой правдой. Мы в Ростове прицепили вагоны, в которых имелось это снаряжение.

Махно сразу оживился. Мы ведь не зря сюда ехали. У кого оружие, тот и банкует. Но его заинтересовало и наше ноу-хау с тачанками. Точнее, ведь именно его ребята их придумали. А я просто передрал идею. Но тут дело возвращалось назад. Мы вернулись к поезду, вперли пулеметы на тачанки и опробовали их в чистом поле.

Махно был впечатлен. И тут до него дошла великая мысль:

– - А если вот таких тачанок поставить сразу двадцать?

Нет, чтобы там не говорили, но Нестор Иванович был гением. Он сразу въехал в суть. Жаль только, что придется потом воевать против него. Или, может, в этой истории сумеем договориться? Очень бы хотелось. Пусть Гуляй-Поле станет Махновском, а на центральной площади будет стоять щуплая фигура этого бешеного, но очень симпатичного мне человека. Который был самым честным из всех фигурантов Гражданской войны.