Журналисты не отдыхают
Шрифт:
Между тем наши противники приближались. Они шли плотными цепями и не стреляли. Зрелище было страшноватое.
Но тут связист махнул рукой.
– - Огонь!
– Заорал Никифоров.
По цепям колчаковцев стали бить винтовки и два пулемета, расположенные на флангах. А вскоре началось самое интересное. Из-за холма на простор вырвался бронепоезд. Который стал садить из всего, что только может стрелять. Колчаковцы продержались недолго. Они стали отступать к лесу, красные продолжали вести по ним огонь. Поле покрылось телами убитых. До леса мало кто дошел. Собственно, так было и задумано.
– - Ну, мы пошли, -- сказал Никифоров.
Его бойцы неспешно двинулись в поле. Никто не хотел умирать. А если уцелевшие враги засядут на опушке? А я вместе с Колей Кухарским, нашим фотографом, пошел к родному бронепоезду. Коля тип был тот ещё. Пил он так, что лошади позавидуют. Но он был настоящий фоторепортер. В том смысле, что он со своим ящиком лез под пули и вообще ничего на этом свете не боялся. Так что снимков-то он наделал.
Тем временем бронепоезд сдал назад за холм. Экипаж вывалился из вагонов и жизнерадостно перекуривал. Я присоединился к командиру и Сорокину, которые обсуждали, как они удачно вломили офицерам. А тут из-за холма показался Никифоров. Он подошел к нам.
– - Товарищи, странное дело какое-то. Мы вот до леса дошли, так вот почти все убитые - офицерА. Причем, молодые, прапорщики.
– - Да, мы под Ростовым такое видали, но не в таких количествах, -- отозвался Сорокин.
– - Так и только это интересно. У них ни у кого нет патронов! Ну, у кого-то два-три. А большинство пустые!
– - Вот вам и суть "психической атаки"! У них просто патронов не было!- Заржал я.
Вообще-то про "психические атаки" в Красной Армии ходили разные слухи. Тем более, что большинство бойцов не знало смысла слово "психическая". Так что мнения были очень страшные.
Никифоров покачал головой.
– - Не понимаю. Ну, ладно, без вашего Змея Горыныча они бы нас смели. Но они ж не могли знать, сколько нас.
Андрей задумался, а потом изрек.
– - А вот ты о таком подумай. У тебя в роте фронтовики?
– - Да почитай половина на германской войне воевала. А кто там не воевал - так мы и на этой не в кустах сидели.
– - Вот! У тебя испытанные солдаты. А вспомни, как новобранец ведет себя в первом бою?
– - Да я уж помню свой первый бой. Немцы вышли, ну примерно так же. А я давай стрелять по ним от большого ума. Наш унтер, вечная ему память, объяснил мне кулаком по морде, что с такого расстояния стрелять нет смысла.
– - Вот в том-то и дело! Попасть с версты всё одно не получится. Но если даже попадешь - то при плотном строе убитых не видно. Кажется - они двигаются такие неуязвимые. А если патронов мало, ты их сожжешь. А тут они подойдут на расстояние штыкового удара. И в штаны накласть твои бойцы успеют.
– - Это верно, в рукопашной схватке главное дело - это кураж. Если у них не было иного выхода, то что делать?
Между тем с холма появились ребята Никифорова. Они тащили какого-то парня в погонах.
– - Командир, мы вот этого нашли.
– - Раненый?
– - Да, вроде нет, контуженный.
Я присмотрелся к пленному. Это был молодой парень, прапорщик, одетый в явно новую, но уже очень перепачканную офицерскую шинель. На его
– - Имя? Звание?
– Спросил я.
– - Артамонов Николай. Прапорщик Офицерского полка.
Это меня заинтересовало. В моей истории вроде бы офицерских полков у Колчака не было. Или я что-то не знаю?
– - Офицерский полк?
– - Да, нас только выпустили из юнкерского училища, и бросили на фронт. А тут ваши нас отрезали. Еды нет, боеприпасов нет. Вот попытались прорваться...
Парень, казалось, сейчас заплачет. Ну, в общем, да, война для него обернулась какой-то не той стороной. Наверное, думал входить победителем в города и кадрить девиц. А тут оказалось, что какие-то мужики убивают на хрен.
– - Что с ним делать?
– Спросил Никифоров.
– - А пускай идет, куда хочет. Давай, парень, двигай отсюда, пока мы не передумали.
Прапорщик помялся некоторое время, а потом пошлепал куда-то по железной дороге на восток. Я так поступил совсем не из гуманизма. Но куда девать пленных, было не очень понятно. Рядовым предлагали перейти к нам на службу, а с офицерами что делать? А так... Если он помрет среди сибирских просторов, или его зарежут партизаны, то такая уж у него судьба. Если дойдет до своих, то что он им расскажет? Как наши раскатали ихний полк. Вот пусть знают, что у большевиков есть методы против офицерской сволочи.
И красный с белым говорит
– - Эй, комиссар, просыпайся. Тут пленного доставили.
Вот уж чего на войне никогда не удается - так это нормально поспать. Всегда кому-то ты именно сейчас спешно нужен. Вот опять вырывают из-под теплого бока Светланы.
Я продрал глаза и оделся.
– - Ну что там? Почему я нужен для разбирательства с этим пленным?
– - Так его партизаны притащили. Перехватили где-то в тайге. Говорят - важная птица. Вот его документы.
Я в полусонном состоянии двинулся по направлению к салону, просматривая по пути бумаги. Но после прочтения сон у меня тут же улетучился. Это ж кто ко мне попал! Устрялов Николай Васильевич! Председатель Бюрю печати Колчака. То есть, главный ихний журналист. Но главное-то не в этом. Устрялов был очень интересным господином. Именно он в моей истории сформулировал доктрину под названием "национал-большевизм". Его произведения обильно печатали советские газеты, с ним полемизировали партийные вожди -- и историки в моё время спорили, насколько его взгляды оказали влияние на Сталина. По крайней мере, Виссарионович его статьи внимательно изучал. И вот за каким чертом его понесло на фронт?
В салоне я просмотрел изъятые документы. Кроме удостоверений личности имелось запечатанное письмо без каких-либо надписей. Потом отправился на вокзал на телеграф, где доложил Сталину о произошедшем и высказал некторые соображения.
Пришел ответ:
"Действуйте, вскоре к вам прибудет наш человек". Я вернулся в поезд.
– - Тащиие этого пленного!
В салон ввели достаточно молодого худощавого человека с небольшими усами.
– - Ну, здравствуйте, коллега. Присаживайтесь. Чаю хотите?