Жюстин (Александрийский квартет - 1)
Шрифт:
* * *
Открытка от Бальтазара: "От души повеселились у Скоби на похоронах. Он сам получил бы массу удовольствия. Карманы его были полны любовных писем к Хасану, его адъютанту. Вся банда ударилась в слезы над отверстой могилой черные гориллы с разбойничьими рожами рыдали, как малые дети. Вполне александрийское проявление привязанности. Понятное дело, могила оказалась слишком мала для гроба. У могильщиков как раз
* * *
Помбаль, с достоинством вышагивающий по рю Фуад, пьяный в дым в десять часов утра, облаченный в вечерний костюм, плащ и шапокляк, - но через всю манишку у него надпись губной помадой: "Torche-cul des Rйpublicans"*. [Республиканская подтирка (фр.).]
* * *
(Музей.)
Александр с рогами Аммона на голове (Нессимово безумие). Идентифицировал себя с А. из-за рогов?
* * *
Жюстин грустно размышляет у статуи Береники, скорбящей по маленькой дочери, которую жрецы уже успели обожествить: "Интересно, это утолило ее боль? Или сделало ее постоянной?"
* * *
На могильном камне - Аполлодор, протягивающий ребенку игрушку. "Может, вышибить слезу" (Персуорден). "Все они умерли. И ничего взамен".
* * *
Аурелия, молящая Пестезухос, крокодилью богиню... Наруз.
* * *
Львица держит Золотой цветок...
* * *
Ушебти... маленькие рабы, они должны работать на умерших в загробном мире.
* * *
Как-то так вышло, что даже смерть оказалась не властна над нашей памятью о Скоби. Еще задолго до его кончины я уже представлял себе его в раю - мягкие, телесного цвета клубни ямса, как ляжки свежесваренных младенцев; над Тобаго спускается ночь, темно-синим, плавно дышащим пятном, мягче перьев попугая. Подбитые золотой фольгой бумажные фламинго взлетают ввысь и снова падают навстречу острому, багровому, как кровоподтек, частоколу водного бамбука. У него собственная тростниковая хижина с камышовым ложем, у которого неизменно стоит достопочтенный поставец из прежней жизни. Однажды Клеа спросила его: "А ты не тоскуешь по морю, а, Скоби?" - и старик ответил ей просто, ни на секунду не задумавшись: "В
* * *
Я переписал и дал ей два перевода из Кавафиса, и они ей понравились, хотя точными их никак не назовешь. Теперь есть Кавафис канонический, в тонких умных переводах Маврокордато, и в каком-то смысле с этих пор он свободен - прочие поэты могут экспериментировать с ним; я пытался скорее переложить его, чем перевести, - насколько успешно, не мне судить.
ГОРОД
Сказал ты: "Еду в край чужой, найду другое море
и город новый отыщу, прекраснее, чем мой,
где в замыслах конец сквозит, как приговор немой,
а сердце остывает, как в могиле.
Доколе разум мой дремать останется в бессилье?
Куда ни брошу взгляд - руины без числа:
то жизнь моя лежит, разрушена дотла,
ее сгубил, потратил я с судьбой в напрасном споре".
"Нет, не ищи других земель, неведомого моря:
твой Город за тобой пойдет. И будешь ты смотреть
на те же самые дома, и медленно стареть
на тех же самых улицах, что прежде,
и тот же Город находить. В другой - оставь надежду
нет ни дорог тебе, ни корабля.
Не уголок один потерян - вся земля,
коль жизнь свою потратил ты, с судьбой напрасно споря".*
[Перевод с новогреческого Е. Смагиной.]
ПОКИДАЕТ ДИОНИС АНТОНИЯ
Когда внезапно в час глубокий ночи
услышишь за окном оркестр незримый
(божественную музыку и голоса),
судьбу, которая к тебе переменилась,
дела, которые не удались, мечты,
которые обманом обернулись,
оплакивать не вздумай понапрасну.
Давно готовый ко всему, отважный,
прощайся с Александрией, она уходит.
И главное - не обманись, не убеди
себя, что это сон, ошибка слуха,
к пустым надеждам зря не снисходи.
Давно готовый ко всему, отважный,
ты, удостоившийся Города такого,
к окну уверенно и твердо подойди
и вслушайся с волнением, однако
без жалоб и без мелочных обид
в волшебную мелодию оркестра,
внемли и наслаждайся каждым звуком,
прощаясь с Александрией, которую теряешь.*
[Перевод с новогреческого С. Ильинской.]
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
