Зима была холодной
Шрифт:
Киллиан шёл уверенным, быстрым шагом, не глядя по сторонам, проговаривая про себя снова и снова фразу: «Всё будет хорошо. Я обещаю». Фразу, что скажет им, когда вытащит из темноты погреба. Он почти бежал, задыхаясь, эти несколько ярдов до дома, поэтому едва не пропустил, едва не прошёл мимо.
Выдох. Вдох. Он должен проснуться. Это всё кошмар, страшный сон, вчерашний виски был слишком крепким, это…
Ноги подкосились, он рухнул на колени перед маленьким телом, не замечая, что его трясёт. Крупной дрожью, так, что зубы начали отбивать дробь. Что-то рвалось изнутри. Что-то тёмное, огромное, душащее. В ушах шумело, билось, пульсировало,
Поэтому слабый стон Киллиан расслышал не сразу. Дёрнулся на звук, споткнулся, пополз на коленях к крыльцу, поднялся, чтобы снова упасть рядом со вторым сыном. Маленькое личико залито кровью, по лбу, от уха до уха — порез, в котором виднеется нежно-розовое нечто. К горлу подкатила тошнота. Что-то помешало снять с него скальп. Или кто-то. Может, даже и он сам.
Дэвин дышал коротко, прерывисто, и с каждым вдохом по виску стекала новая тонкая, блестящая струйка.
Киллиан осторожно приподнял сына, и тот открыл глаза. Вспышка узнавания, доверчивая улыбка. Он умирал. Но агония могла длиться часы. Он слышал про это — не все люди, которым снимали скальп, умирали сразу. И допустить, чтобы сын страдал, Киллиан не мог. Рука, липкая от крови, потянулась к поясу. Он осторожно положил Дэвина на деревянный пол и достал кольт, взводя курок.
— Всё будет хорошо. Я обещаю.
Выстрел прогремел, спугнув сидящих на яблоне за домом ворон. А следом — крик. Нечеловеческий, громкий. Переходящий в вой.
Алексис со страхом смотрела на Киллиана, боясь, что он снова начнёт дергаться, но он молчал. Только дышал тяжело, и глаза под тонкой кожей непрерывно вращались, словно сны, что видел их владелец, были слишком яркими и насыщенными. Вдруг он затих. Резко, словно из лёгких выбили весь воздух. А потом заплакал. Тихо и страшно. Алексис поёжилась — даже задумываться о причинах не хотелось. Что бы там ему ни снилось, лучше целебный сон, чем тревожное, полное боли бодрствование. Поэтому Алексис накрыла его одеялом и вернулась в кровать, не спеша в этот раз гасить свечу. В её дрожащем свете очертания лежащего на полу Киллиана едва угадывались. Вскоре его дыхание успокоилось, и он, кажется, погрузился в крепкий сон без сновидений. Алексис же, дунув на свет, не сразу смогла уснуть, долго ворочаясь и размышляя над тем, что сегодня увидела и услышала.
Утро встретило лёгкой головной болью и тяжёлой, после недосыпа, головой. Алексис нехотя открыла глаза и сладко потянулась. Одеяло сползло с плеч, и по коже скользнул сквозняк из приоткрытой ставни. Испуганно ахнув, она поспешно вернула его обратно, с опаской глядя на пол. Но Киллиан крепко спал и, кажется, в ближайшее время просыпаться не собирался. Выскользнув из кровати и подхватив платье и нижние юбки, Алексис на носочках вышла из дома и пошла в амбар, сетуя про себя на то, что из-за непрошенного гостя приходится терпеть такие неудобства. Сегодня же найдёт в городе отца Колума, расскажет ему о том, что случилось с братом, и попросит забрать его.
___________
*Даиди на Ноллаиг — ирландский дед Мороз
========== Глава 9 ==========
Не так хотела Алексис провести свой первый выходной! Она достала ведро из колодца и тяжело вздохнула: скорее бы отвезти Киллиана к отцу МакРайану и лечь спать! И проспать весь оставшийся день и всю ночь. Вернувшись в дом, первым делом посмотрела на своего невольного подопечного, потом перевела взгляд на груду тряпья, вчера бывшую его одеждой.
— Вам надо найти одежду, — обречённо вздохнула она. Киллиан поморщился, промолчав. Потом ответил тихо, еле слышно:
— Там, наверху, сундук.
Если Алексис и была удивлена, то не подала виду. Она обошла весь дом, заглянула в каждый угол, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о владельце дома, но дом молчал. И теперь так просто — загляни в сундук. Лестница наверх нашлась за домом — видимо, Джон Каннинг оставил её, когда помогал перекрывать крышу. Подобрав юбки, Алексис полезла наверх, снедаемая любопытством пополам с желанием избавиться поскорее от нежелательного постояльца.
Наверху было пыльно. Махровые комочки кружились у ног, вызывая желание чихнуть. Чердак был полон ерунды вроде обломков кресла, старых бочек и колес от повозки. Но сундук, стоявший посреди чердака, приковывал взгляд — было видно, что его водрузили сюда не так давно. Алексис осторожно шагнула вперёд и, присев на колени, распахнула крышку. Отчего-то посмотреть на прошлое Киллиана МакРайана очень хотелось.
Впрочем, в сундуке не оказалось ничего, что могло бы заинтересовать пытливый ум. Только свежая одежда, сложенная на удивление аккуратно. Взяв рубашку и брюки, Алексис собралась было закрыть крышку, когда взгляд зацепился за что-то, обёрнутое в ткань и зажатое между брюками и стенкой. Отложив одежду в сторону, Алексис достала предмет, оказавшийся фотокарточкой в красивой медной рамке.
И отшатнулась, узнав Киллиана в гладко выбритом молодом мужчине с ясным взглядом. Его ладонь лежала на плече миловидной светловолосой женщины, сидевшей в кресле, а руки той, в свою очередь, покоились на плечах двух сыновей, неуловимо похожих на отца и мать. Аккуратные причёски, сосредоточенные взгляды — было видно, что семья готовилась. Алексис вспомнила, сколько раз их семья приглашала фотографа, чтобы сделать очередной снимок…
С трудом верилось, что Киллиан был женат. Что стало с его семьёй? И почему память о них хранится здесь? Впрочем, раньше фотокарточка наверняка стояла внизу, а значит, следовало исправить несправедливость и дать возможность Киллиану видеть свою семью чаще. И чтобы для этого не приходилось лезть на пыльный чердак. Киллиан смотрел в потолок, когда она опустилась перед ним на колени, протягивая карточку.
— Думаю, этой вещи лучше стоять внизу.
— Откуда вы это взяли? — вопрос прозвучал слишком резко, и она вздрогнула.
— Из сундука.
— Какого чёрта вы рыскали по моим вещам? — рявкнул Киллиан. — Или просьба достать одежду означает позволение перерыть всё вокруг?!
— Вы сами разрешили мне залезть в ваш сундук!
— Может, потому что надеялся на вашу честность!
— Ну, знаете!.. Не смейте! Не смейте обвинять меня в бесчестости, когда я рисковала всем, оставляя вас здесь!
— Я не заставлял вас тащить меня сюда! Надо было оставить в амбаре!
— В следующий раз так и сделаю! — огрызнулась Алексис и, прикусив губу, отвернулась. Глаза жгли слёзы обиды — столько крика из-за одной фотокарточки, а ведь она всего лишь хотела помочь! Взгляд невольно упал на безмятежные лица в рамке и в ушах снова зазвучал тихий голос, полный безнадёжной тоски. Разве мог он принадлежать мужчине, что сейчас рычал на неё, как раненый медведь?
— Это ведь Мэр?
Киллиан вздрогнул всем телом.