Зима отчаяния
Шрифт:
– Это изо рта натекло, – Сабуров надел перчатки истрепанной замши, – надо взглянуть, может быть, остался пепел или окурок, – сначала следователь не обратил внимания на мокрый клочок бумаги рядом с русой головой покойника:
– Обрывок газеты из нужника, – Сабуров присмотрелся, – хотя, кажется, там что- то написано…
Клочок затрепетал на ветру. Каллиграфические буквы сообщали: «Номер первый».
Золотистый чай полился в серебряный подстаканник. Чайник в кабинет начальника сыскного отдела принесли
– В жизни купца первой гильдии Катасонова ничего интересного не происходило, – сообщил Путилин, просматривая бумаги, – долгов у него с гулькин нос, оборотный капитал большой, в пьянстве или игре в карты он тоже не замечен.
Жадно проглотив дымящийся чай, Сабуров от души чихнул. Он вернулся на Офицерскую недавно, выстояв три часа в стылом полицейском морге Литовского замка. Двадцативосьмилетний покойник оказался здоров, как бык.
– Если не считать его телосложения, – заметил врач, – он богатырского роста, но весит почти девять пудов, – доктор покрутил головой, – хорошо, что у нас чугунные столы, – Сабуров не любил вскрытия, однако ему надо было внимательно осмотреть одежду покойника.
Кроме ключей от конторы, в карманах Федора Евграфовича не нашлось ровным образом ничего занимательного.
– Более того, – сказал Сабуров начальнику, – Катасонов даже не надел пальто. Он, как говорится, всего лишь вышел до ветра, – Путилин почесал в бороде.
– Со Штиблетами, – так они стали называть неизвестного спутника купца,– говоришь, они сначала сидели в кабинете Катасонова- в девять утра Максим Михайлович в сопровождении полицейскихпоявился у парадного входа в контору на Предтеченской улице.
– Я был первым, – сообщил он Путилину, – служащие Катасонова не отличаются пунктуальностью… – начальник усмехнулся: «Англичанин». Сабуров поправил пенсне в стальной оправе. Перевалив на четвертый десяток, он по семейной традции стал нуждаться в очках.
– Но их медлительность оказалась нам на руку, – добавил Сабуров, – я без помех осмотрел кабинет Федора Евграфовича, – комнату обставили тяжеловесной дореформенной мебелью.
Катасонов, правда, пользовался новейшим сейфом знакомой Сабурову британской работы. Патентованный сейф от компании Chubb вскрывать не пришлось. Отправив полицейского на Офицерскую, Сабуров получил судейское постановление об обыске конторы. Ключи от сейфа лежали в ящике стола покойного.
– Там только деловые бумаги, – Максим Михайлович налил себе еще чаю, – а что касается Штиблет, то он явно побывал в кабинете, – покойниквстретился с убийцей вечером:
– Служащие расходятся по домам в шесть, – задумался Сабуров, – Катасонов сам открыл ему дверь.
В резной малахитовой пепельнице следователь отыскал несколько окурков. Федор Евграфович, принадлежавший к общине поморского согласия, видимо, не обращал внимания на запреты старообрядцев. Катасонов выкурил дорогую сигару.
– Разговаривали они часа два, – Сабуров все аккуратно занес в свою книжечку, – а Штиблеты курил
– Пахитоски обычные, – сообщил Сабуров, – такие продаются у меня на углу в мелочной лавочке, а окурок покойника я проверил, – в табачном магазине Богданова на Невском подтвердили, что каждый месяц Катасонов заказывал у них ящик сигар. Путилин вытряхнул из чайника последние капли.
– Надо проверить уволившихся из конторы Катасонова за последний год, – велел начальник, – вдруг у кого- то из них…– в дверь поскреблись, робкий голос сказал:
– Ваше высокопревосходительство, прислали из Санкт- Петербурской части,– начальник распахнул дверь: «Что там?». Полицейский, покраснев, выпалил:
– На Выборской стороне нашли труп. Кажется, это номер второй, ваше высокопревосходительство.
Багровое солнце заваливалось за крыши завода Розенкранца. С набережной Невы доносился скрип колес. Из распахнутых ворот тянулся бесконечный обоз, нагруженный трубами.
– Ваше превосходительство, осторожней, – озабоченно сказал пристав, встретивший экипаж Сабурова, – здесь ненароком могут и зашибить.
Несмотря на вечер пятницы, работа на заводе кипела. После сонного Обводного канала и запаха свежего леса на складах Катасонова в нос Максиму Михайловичу шибануло гарью и дымом:
– Его в трубе нашли, – пристав помялся, – когда обозы загружали, кто- то из парней заметил кровь на полу склада, позвал мастера, апотом, – полицейский махнул рукой, – начался содом с гоморрой. Из трубы его вынули, однако он к тому времени закоченел, – оглядывая прибранный склад, Сабуров поинтересовался: «Какая здесь обычно температура?». Мастер с готовностью ответил:
– Такая же, как на улице, ваше превосходительство. Здесь только трубы лежат, незачем зря уголь жечь. Грузчики все равно мокрые, как в бане. Попробуй, покидай таких дур по двенадцать часов в день…
Сабуров рассматривал пустые черные проемы труб.
– Здесь его обнаружили, – пристав кашлянул, – я велел очистить склад, однако им хоть кол на голове теши,– мастер виновато отозвался:
– Господин Розенкранцвелел не прерывать отгрузку. Сами понимаете, с хозяином не поспоришь…
Сабуров отчего- то спросил: «Что вы производите?». Парень зачастил:
– Трубы дымогарные красной меди, трубы латунные, трубы паровозные и водопроводные… – пристав поднял бечевку.
– Это я огородил, – сообщил он, – хотя бы эту трубу не отгрузили, – Сабуров предполагал, что хозяин завода без всяких колебаний отправил бы трубу на подводы.
– Пусть в ней и убили человека, – хмыкнул следователь, – то есть убили его рядом, – по словам мастера, труп в трубе не прятали.
– Только засунули внутрь, – он отвернулся, – так, что одни ноги торчали,– в отличие от Катасонова, покойник был полностью одет. Темная рабочая куртка застыла колом от засохшей на холоде крови.