Зима стальных метелей (CИ)
Шрифт:
— И плановый расстрел, — добавляет Изя, и убегает нас в состав группы вносить.
— Света, ты же местный кадр, плановый расстрел — это как? Поясни, — прошу.
— Кому приговоры вступили в законную силу, сообщают об этом и выносят постановление о приведении в исполнение. Если заключенных много, на полигон вывозят, а до десятка — прямо в подвале. Из нагана в затылок.
Из нагана, это понятно, чтобы из луж крови гильзы не собирать. Это я удачно решил влиться в обычную жизнь трудового коллектива. Ладно, если там всякая погань, самострелы и убийцы, а если просто неудачники по жизни?
А ведь стрелять все равно придется.
Если вовремя
— Пошли, посмотрим, кого сегодня надо зеленкой мазать, — предлагаю своей группе, и мы двинулись в подвал, к камерам.
В списках оказалось двадцать три человека. Диван отменяется, поедем на полигон, в дождь и слякоть из пулемета стрелять. Кстати, тут же есть вполне приличные люди! Комиссара девяностой дивизии, что убежала из Слуцка от одного батальона противника, мне не жалко. А вот полковника Радыгина, комдива четвертой дивизии ополчения, я расстреливать не хочу.
— Вот, Радыгина и Петрова, выводи из камер. Давай конвой, и чтобы в нормальной форме, не мятой, пойдем к заму, — говорю старшему надзирателю.
— Бесполезно, — тот вдруг решает высказаться, причем вполне человеческим голосом, не служебным.
— Спорим! — имитирую я оргазм, в смысле азарт. — Мои двадцать мешков муки против твоего склада конфискованного оружия, такая ставка тебя устроит?
Меркулов руки нам разбил, надзиратель сам с нами пошел, заело тюремщика, захотел лично посмотреть на мое унижение. Ну-ну.
В приемной сразу хватаюсь за телефон:
— Девушка, мне шестого. Да, жду, да, от штаба погранвойск НКВД, да, срочно! Сидоренко, ты ли это, друг дорогой? С нашим Георгием Константиновичем прилетел? Прямо на одном самолете! Ценит он тебя! Слушай, дело есть. Знаешь, тут все от немцев драпали, себя не помня, а вокруг города все дворцами уставлено, а в дворцах-то картины висят. Соловей наш, певица Русланова, еще картины собирает? Смекаешь, к чему я клоню? Нет, полк мне не надо, спасибо, земляк. Ты мне от трибунала армии бумажку пришли, что дело полковника Радыгина закрыто за отсутствием состава преступления, и он нам картины и притащит. Да ты помнишь Радыгина, в тридцать шестом вместе на парад ходили. Ну, ты еще саблей чучело медведя рубил тогда! Вспомнил, ну и молодец. С тебя бумажка из трибунала и приказ на привлечение штрафников к десанту, с меня — картины для Руслановой. Будет наша певица довольна — генерал нас похвалит. Он-то ружья собирает? Мы ему тоже чего-нибудь посмотрим. В Ленинграде, да хорошего ружья не найти, это редким неудачником надо быть! Беги в трибунал, пинай их, а то расстреляют полковника, сами за линию фронта пойдем! Пока! Целую! Да не тебя, певицу! Ручку целую! Все!
Трубку кладу, в приемной гробовая тишина.
— Время засекаем — через сколько минут бумагу принесут. Пошли в буфет, устал — будто камни день ворочал.
Сидели, хлебали водичку с сахарином, сахар уже кончился, а мои три тонны вместе с баржей по Ладоге катаются. Завтра наш буксир должен в Ленинград вернуться.
Через тридцать восемь минут примчался посыльный из трибунала фронта — тот ближе к штабу был. Это был самое короткое судебное решение: «Дело в отношении полковника Радыгина прекратить по приказанию командующего фронтом генерала армии Жукова Г. К.» Дата, подпись, печать.
— Твоя кладовка стала нашей, — говорю, подмигивая. — Сначала все спишем по акту, типа Радыгину все отдали на вооружение ополчения. А потом там обстоятельно пороемся. Поздравляю, товарищ полковник!
И крепко пожимаю его мозолистую руку. Хорошо знать будущее — генерал-лейтенант Радыгин умрет в 1951 году от фронтовых ран. Но до этого еще целых десять лет и вся война.
— Комиссара из Слуцка в десант не берите, мы его шлепнем, одним трепачом меньше будет, — брякаю простодушно.
Полковник на меня посмотрел внимательно.
— Это приказ?
— Товарищ полковник, мы с вами уже десять минут просто сидим за одним столом, чай пьем. И никто никому не указ. Это просто просьба. Из него такая сволочь может вырасти, что тот член военного совета, который вас сюда определил, божьей коровкой покажется. Их надо убивать при малейшей возможности. Мы, командиры, говорим: «Делай, как я!». А комиссары: «Делай, как я приказываю!». И не может между нами быть мира, или мы от них избавимся, или они нас сожрут, а потом и страну прогадят. Хитрее надо быть — это да. Коварнее. Мы на войне, и цитадель не сдается.
Тут старший майор Света пришла, и все стали на нее любоваться.
— Шестеро осталось на расстрел, — сообщила Иванова радостную весть.
Значит, на полигон не едем, прямо в подвале их и пристрелим. Конечно, хозяйственникам лишняя работа — трупы вывезти на кладбище, уборку делать, могилу копать и закапывать, но нас это не касается, а хозслужбы тоже должны свой чекистский паек отрабатывать. А то — как блага получать, так все здесь, а как работать — так и нет никого…
— У вас, товарищ майор, — говорю Петрову, — самая трудная задача. В ближайшие сутки будет организован ряд десантов. Надо по мере сил помочь флоту — ударить по тылам немцев, по аэродромам, топливным базам, технике и летному составу. Каждая уничтоженная машина — это дополнительный шанс нашим кораблям уцелеть. А каждый уцелевший корабль, вырвавшийся на оперативный простор — это надежда на перелом в войне. Утопят через неделю наши морячки «Тирпиц», и будет уже не важно, где их танки зазимуют, к весне все будут в плену. Сразу мы вырвем у немцев стратегическую инициативу, и сядем с Черчиллем, лордом Мальборо, французские да голландские колонии делить. И поедет наша Светочка на синее море, на белый песок, туда, где все ходят совсем голые….
Все представили голую Светочку. Олег для успокоения нервов пулемет погладил.
— И товарищ старший майор их всех оденет в лагерные фуфайки, и заставит пальмы пилить, — закончил мою картинку неожиданными мазками Меркулов.
Ну, уголовник, чего с него возьмешь, с дурака, кроме анализа?
— А почему пальмы? — спросил кто-то из окружающего народа.
— Потому что сосна там не растет, — пояснили ему.
А мысль о том, что всех в фуфайки одеть — всем была понятна. Надо же куда-то бирки с лагерным номером пришивать.
— Вот так, товарищ майор, и вы об этом помните, когда будете немецкие бензовозы жечь. До вечера отдыхайте, а там мы вас на персональном буксире в тыл противника и забросим. Пошли, рексы спецназа, растрясем жирок, пора наш катер встречать, — говорю своим орлам.
Света с нами увязалась. Ох, думаю, сейчас начнется воспитательный процесс, а Меркулов уже матом кроет в три загиба, и в бога, и в черта, и их маму — деву Марию. У Капкана лицо окаменело, готов и к смерти, и к бессмертной славе, и даже товарищ Иванова громко помянула педерастов гнойных, видно, племя молодое, незнакомое.