Зимнее чудо для босса
Шрифт:
С Никитой я солидарна. Ни черта это не случайность, а диверсия.
— Мы разбираемся, – набычился паренек, на котором полицейская форма сидит как мешок на жердочке. И снова ко мне обратился: — То есть, вы утверждаете, что это не покушение, так? Значит, не исключаете случайность?
Никита зарычал. Вот буквально зарычал.
— Может, завтра придете? – мирно поинтересовалась я.
— Вообще-то, у меня работы много. Итак два дня потеряли, врачи не пускали, а показания берут по горячим следам, – заявил полицейский по имени Денис, а по отчеству – Бог его знает, из головы вылетело. — Так что, – он бросил опасливый взгляд на Никиту, и сдулся: — ладно, завтра приду.
Он вышел,
Ко мне и правда полицию не впускали, только Никиту – и то на десять-пятнадцать минут. Состояние странное было. Я помню, как была в обмороке, помню, как очнулась и как мы ждали скорую. И мне было терпимо. Я будто силы копила тогда. А как скорая приехала, так в глазах и помутилось. И как меня везли в больницу я уже не запомнила, как и почти весь следующий день. Травмы не смертельные, но и не ерундовые, живот весь синий, и по ощущениям он твердый как камень. Основной удар пришелся по печени, чтоб ее. И ребро почему-то сломано. Но хоть без крови обошлось, хотя не будь на мне верхней одежды – и ожоги бы получила, и серьезные раны.
Гадина эта Лида. Но соображалки хватило в лицо не целиться. Или она в него и целилась?!
— Молодец, что этого погнала. Я написал своему знакомому – Антону, у него связи есть в органах, с генералом дружбу водит. Завтра нормального следака пришлют, а не этого прыща, – Никита сел на стул, опустевший после полицейского. — С утра приедет, и дадим показания более адекватному спецу.
— Дадим, вот только я уже смысла в этом не вижу, – призналась я. — Никит, я не хотела все это оставлять без последствий, но… но что в итоге? Это либо покушений, а значит уголовная статья, либо это просто недоразумение и штраф в пару тысяч рублей. Покушение попробуй докажи, да и не факт, что это оно было. Скорее, просто эмоциональный срыв, хотя черт его знает. Но доказательства где? Лиде не грозит ничего, ее ведь даже не закрыли, дома вон сидит. Оправдают, я уверена.
Знаю я наше правосудие. Этот Денис глаза сидел закатывал. Подумаешь, в дамочку салют попал. Жива ведь, а захотели бы убить, так убили бы, наверное. Просто две бабенки мужика не поделили, а ему приходится бегать и показания брать. И ладно бы действительно покушение – это хоть интересно, и звездочку можно получить за закрытие потенциального убийцы, но опять же, доказательства где? Прожженное пальтишко? Слова Никиты, который в меня влюблен?
Ничего Лиде не грозит, но и оставить все как есть страшно. Потому что безнаказанность порождает еще большее беззаконие, и в следующий раз может быть не фейерверк, а падение с лестницы, кислота в лицо, поджог дома. Может моя дочка пострадать. Хоть бери, да переезжай – вот, как я успела себя накрутить, а ведь когда лежала и скорую ждала, я уверена была, что напишу заявление и Лиду посадят.
Наивная. Не имела я дел с законом, а эта машина ой как неповоротлива.
— Это мы еще посмотрим, – нахмурился Никита. — Антохе я доверяю, спеца нормального пришлют. По закону будут действовать. Ну а если закон тебя не защитит, то я в свои руки все возьму.
— Меня вечером выписывают, кстати. Завтра. Правда, постельным режимом грозят, но я смогу домой вернуться, – сменила я тему, хотя Никита уже в курсе, что меня отпускают лежать дома – он с врачом разговаривал, я видела. И медсестре приплачивает, чтобы за мной лучше ухаживали.
Палату вот выбил отдельную, с плазменным телевизором. И кормят хорошо. Персонал вежливый, даже странно. В больницах я – редкий гость, живы воспоминания о роддоме, где на меня благим матом орали, что рожаю я плохо и вообще все делаю неправильно.
— Я тебя заберу. Домой. К нам, – кивнул Никита, и улыбнулся. — Лиза скучает по тебе. Зря ты запретила ее привезти.
— Не хочу, чтобы она меня в больнице видела. По телефону ведь общаемся. А завтра вживую встретимся.
— Я ее обрадовал уже. В магазине с ней были, накупили продуктов, названия которых я не знал до сего дня, – улыбнулся мой жених. — Она же маленькая, ей и семи нет, а вчера она меня накормила завтраком, обедом и ужином. И сегодня тоже. Я думал, Лиза просто помогает тебе, а она все умеет. Сейчас я к тебе вот поехал, батя с Лизой остался, она ужин взялась делать… не волнуйся, про ножи я отцу сказал – присмотрит. Просто забавно, я в возрасте Лизы развлекался тем, что игрушки ломал, да палками с соседскими пацанами дрался будто на мечах, а Лиза вот готовит.
— Она у меня умница, – довольно прищурилась я.
Какой матери не будет приятно услышать, что ее ребенок – уникум?!
Правда, нужно отметить, что Лиза, хоть и готовить умеет для своих лет шикарно… хмм, она даже для моих лет готовит великолепно, но бардака после нее много остается. И на кухне от продуктов, и в ее комнате. Хозяйственность моей малышки касается только готовки. А вот игрушки за собой убирать, одежду складывать – этого ее творческая кулинарная натура не любит, это пусть мама делает. Мама – женщина приземленная, мама пусть и убирается, пока Лиза экспериментирует с кориандром, корицей и какао.
— Никит, спасибо, что Лизу у себя оставил. Маме после недавних событий я даже звонить не хочу, мы пока не помирились, и Лизу у нее оставлять страшно, – призналась я. — Я маме не звонила, она не знает обо мне. Не знает, что я в больнице, иначе устроила бы здесь скандал. Всем бы досталось. Так что правда, спасибо. Ни маме, ни Сергею с Верой я не доверила бы Лизу. Только тебе. Не тяжело с ней? Она у меня самая лучшая, но вопросами своими…
— Вопросами Лиза с ума сводит, – хохотнул Никита, и не подумав скромничать, что моя Лиза – идеальный идеал. — Их миллионы. Почему у некоторых волосы прямые, а у некоторых – волнистые? Почему девочкам можно носить юбки, а мальчикам нельзя? Почему облака на землю не падают с неба? Почему снег белый? Почему стрелок двенадцать, а часов – двадцать четыре? И это все вопросы минут за пятнадцать.
— Утомляет?
— Ничуть. Мне… интересно, – смущенно признался Никита. — Раньше дома тишина была. Да, было спокойно и чисто, игрушки не валялись, не нужно было ни о ком заботиться. Захотел – ушел, захотел – вернулся. Еды нет – и фиг бы с ней, можно доставку заказать, а можно потерпеть и перекусить на работе. Много что можно делать, когда нет детей и нет забот, но… но с Лизой и правда интересно. Наблюдать за ней, отвечать на вопросы, даже следить, чтобы не порезалась. Помогать мыть руки, одежду выбирать. Она модница у тебя, кстати. С утра долго думает, какое платье выбрать. Я за ноутбуком сижу, работаю, а она подходит и по спине хлопает, чтобы я не сутулился и не забывал почаще моргать, чтобы «глазки меньше уставали», представляешь? А еще она на тебя очень похожа.
— Она лучше.
— Я всегда детей любил, Надь, но знаешь… так, умилялся больше. По голове погладить, посмотреть издали, или на коленях покачать, и все. Не более. К капризам нормально относился, даже в самолете когда летал, и дети скандалы устраивали – меня это не бесило. Но все отстраненно. А сейчас… знаешь, что Лиза у меня спросила тридцать первого? – вдруг произнес Никита.
Я уже забыть успела, хотя тогда чуть не извела себя любопытством.
— Что?
— Нужно ли ей называть меня папой, раз мы женимся. Ведь Сергей был женат на тебе, – с нескрываемым неудовольствием уточнил он. — И был папой Лизы. Но теперь на тебе женюсь я, и значит, она должна называть меня папой.