Зимнее пламя
Шрифт:
Кувшин добрался до лесорубов, которые, сделав по щедрому глотку, закричали: «Благослови вас Бог, добрые джентльмены, веселящиеся на святках!» Забравшись на повозку и захватив с собой кувшин, они повезли бревно к дому.
Мужчины начали собирать свою одежду, и, когда Эш подошел к ней, Дженива вернула ему камзол и перчатки, а заодно задала вопрос, давно мучивший ее:
— Разве вам не надо в Рождество находиться в собственном имении?
— Моя бабушка позаботится обо всем.
— Вы не отвечаете на мой вопрос.
Эшарт мгновенно
— Потому что это неуместный вопрос.
— И все равно ответьте.
Он с удивлением покачал головой, но Джениву это не смутило. В их новом мире он не был маркизом и ничем не отличался от молодых флотских офицеров, с которыми она дружила.
— Моя бабушка живет только работой по имению. Если бы я стал вмешиваться, она бы зачахла.
— Но как это получилось?
Словно делая уступку душевнобольному, маркиз пояснил:
— Она вышла замуж за моего деда шестьдесят лет назад, мисс Смит. С тех пор вся ее жизнь — это Чейнинтс. Дед мало интересовался делами имения, он был солдатом и придворным. Мои дядя и отец тоже не заботились о своей собственности, довольствуясь доходами, которые от них получали.
— Ваша бабушка вырастила сыновей. Она могла бы научить их что-то делать.
— Вы никогда не соблюдаете никаких границ? Она не отступила:
— С друзьями — никогда.
Что-то — недовольство? — промелькнуло в его глазах, и он отвернулся.
— Нас вооружили ножами и корзинами.
Понимая, что наговорила лишнего, Дженива поплелась за корзиной. Когда она вернулась, то увидела рядом с собой Эша с садовым ножом в руках.
— Не знаю, как воспитывали моего дядю, — сказал он, — но мой отец никогда не думал, что унаследует титул. Его уделом стала армия. — Маркиз помолчал. — Мне было всего восемь, когда отец умер, и слава Богу, что бабушка сумела управиться с моим наследством.
Но кажется, вдовствующая леди Эшарт отнюдь не стремилась вырастить из Эша замену себе, как, впрочем, и из своих сыновей. Подумав об этом, Дженива осторожно спросила:
— Разве она не устала от трудов? Ей, должно быть, не меньше лет, чем Талии…
— Она живет этим. О каких невероятных вещах вы сейчас думаете, Дженива Смит?
Она вынужденно призналась:
— Пора бы вам освободить ее от трудов.
Она приготовилась к тому, что он рассердится и прогонит ее, но маркиз только отвернулся, и она услышала, как он прошептал:
— Знали бы вы, каково это — отнять у нее жизнь…
Она все лучше понимала его, и ее понимание росло весь этот день. Ей вдруг захотелось обнять его, захотелось сесть и поговорить с ним обо всем. Ей хотелось…
Голос леди Аррадейл врезался в ее мысли, как кинжал в шелк:
— А где же зеленые ветки?
Дженива растерянно оглянулась, голова ее кружилась, словно она слишком долго пробыла на солнце. У всех дам имелись корзины, а у всех мужчин — ножи.
Отчего-то у нее мелькнула смутная мысль, что вооруженные мужчины опасны, однако
Боже, она сошла с ума!
Люди разбрелись по лесу, срезая длинные побеги плюща и ветки остролиста. Дженива делала то же самое, но чувствовала какую-то отрешенность, как будто ее лихорадило. Эш шутил, поддразнивал ее и флиртовал, словно находился среди друзей.
Всем хотелось поскорее добраться до омелы, но леди Аррадейл была неумолима, никакой омелы, пока повозка не заполнится.
— Вот теперь, — разрешила она, — мы можем пойти в сад. Раздались радостные крики, и кто-то запел песню об омеле:
Хей, хоу, за омелой Мы идем в зеленый лес…
— Будьте осторожны, — предупредил Эш, когда песня замолкла, — омела может погубить даже непобедимых героев.
Небольшими веселыми группами они выходили из леса. Вдалеке возвышался дом, и им предстояло обогнуть его, чтобы попасть в сад.
Дженива и Эш шли вместе с лордом Родгаром, Дамарис Миддлтон и не терявшим надежды лейтенантом Ормсби. Дженива снова оказалась между двумя маркизами. Расстроенное воображение по-прежнему возбуждало в ней предчувствие опасности, но она подумала, что, вероятно, причиной тому — сгущающиеся сумерки.
Небо потемнело, где-то за облаками садилось солнце. Похолодало, и промозглый воздух стал забираться в башмаки и под накидку.
А может, холодная дрожь пробегала по ее коже из-за замечания Эшарта о мертвых героях и тона, каким это было сказано?
— Потому что омела ядовита? — уточнила она. Ей ответил лорд Родгар:
— Потому что омела погубила Бальдура, а он был не просто героем, но и богом. Ты это имел в виду, не так ли, Эшарт?
— Именно это. Но можно сказать, что Бальдур погиб из-за поступков его матери.
Матери! Дженива поняла, что начался поединок.
— Каких поступков? — потребовала объяснений мисс Миддлтон, пристроившаяся к Эшарту с другой стороны.
— Сначала мать Бальдура просила богов позволить ей взять клятву со всех живых существ, что они не причинят ее сыну вреда.
— И что же в этом плохого? — удивилась Дженива. — Любая мать, если бы могла, сделала бы то же самое.
— Но мать Бальдура пренебрегла омелой, ибо считала, что та слишком слаба, чтобы быть опасной. Типичная женская глупость.
— При этом вечерами боги от безделья развлекались тем, что пытались убить его. Типичная мужская глупость.
— И что же случилось потом? — спросила Дженива, стараясь понять, какая скрытая опасность таилась в этом разговоре.
— Представьте, пожалуйста, — громко сказал Родгар, словно стараясь заинтересовать рассказом окружающих, — ночь в Асгарде, замке богов. Льется рекой медовый напиток, и веселье разгорается. Не найдя ничего лучшего, боги пускают стрелы в счастливчика и даже колют его острыми кинжалами.