Зимние ходоки
Шрифт:
— Ага, — кивнул Пустырник. — Это был циклон, значит?
— А разве при антициклоне не должно быть ясной погоды? — уточнил я.
— Это в центре, — ответила Кострома. — А на границе с циклоном чего только не бывает! Если коротко, то к югу от нас — циклон. К северу — антициклон. Тут они сталкиваются. Поэтому нас одновременно и заваливает, и морозит. Если хочешь узнать больше — Семёна пытай! Всё, хватит тётю Кострому вопросами заваливать! Дунай? Что там у тебя?
— По органам всё похоже на местную норму… — развёл руками Дунай, воткнув в снег испачканный нож. — Мозга тут, правда, на
— А копьём? — уточнил я.
— А копьём не надо! — покачал головой Дунай. — Я Хир-Си скажу. Тот, кто железу проткнёт, рискует сам кислотный душ принять.
— Короче, садим в башку, прямо во второй глаз! — кивнул Витя. — Ну что, идём? Беженцы почти все на дорогу втянулись.
— Идём, — кивнул Дунай.
Присыпав снегом жестоко препарированную тушу, мы двинулись к своим. Впереди нас ждал очень долгий и очень муторный путь.
Тем более, беженцы, хоть и отогрелись за ночь, но вряд ли превратились в выносливых марафонцев, несгибаемых полярников и стойких ходоков. Несмотря на все пережитые ужасы, они оставались просто людьми, уставшими и морально измотанными. И я точно знал, что нервы они нам в дороге ещё подпортят…
Дневник Листова И. А.
Триста шестидесятый день. Пушистики.
Я как в воду глядел! Первые отстающие появились всего-то на втором часу пути. Мы и без того двигались, как замерзающие черепашки — а теперь ещё и беженцы стали растягивать колонну. Если поначалу все шли примерно в одном темпе, плотной группой, то мало-помалу расстояние между людьми начало увеличиваться…
Самые слабые выбивались из сил, медленно смещаясь к концу колонны. И тем бойцам, кто прикрывал тыл, пришлось выполнять роль нянек. Ну то есть, уговаривать людей шевелить нижней парой конечностей, чтобы потом не хвататься за голову верхней парой, спрашивая себя: «Ну что же я не потерпел-то?».
Люди — очень странные существа. Вообще-то мы хотим жить. Всегда! Даже идущий на добровольную жертву или решившийся на самоубийство тоже хочет жить. С этим желанием человеку, решившему закончить свою жизнь, приходится бороться ежесекундно.
Когда на уставшего и израненного человека несётся опасный хищник, даже тогда этот человек находит в себе силы рвануть прочь. Да, сил у него не хватит на полноценный марафон, но на последнюю отчаянную попытку избежать смерти — вполне.
Но всё меняется, если смерть не похожа на смерть!
Холод — один из коварнейших врагов. Это я понял, когда пообщался с первыми отстающими. Как бы ни было холодно, как бы ни пугали зависшие на востоке тучи, но люди готовы были рискнуть и остаться, попробовав переждать бурю — лишь бы не выбиваться из сил, шагая дальше.
О, сколько у них было веры в свои силы сопротивляться стихии — у тех самых людей, у кого не было сил двигать ногами! Сколько уверенности было в их взглядах, когда они пытались меня убедить! Сколько настойчивости они проявляли, лишь бы им позволили идти помедленней!..
По-хорошему, надо было им разрешить. Ну а что? Хотят люди замёрзнуть насмерть — так это их дело. Может, в капсулах, оставленных далеко позади, у них получится выжить. Всё может быть! И, возможно, так и надо было сделать. Но я — жадный. И пока оставалась призрачная надежда на «полный успех», я готов был за неё держаться.
И проявлял просто чудеса красноречия! Я убеждал, уговаривал, стращал, пугал, напоминал — и снова убеждал, и опять уговаривал… Раз за разом мне, Костроме и Сочинцу удавалось найти нужные слова и заставить людей снова идти. А потом уставших бедолаг становилось больше, и они предпринимали новую попытку…
— … Только вперёд! Только двигаясь, вы выживете! Там, впереди, совсем недалеко, вы найдёте тепло, еду и уют! Неужели вы сами не устали от этого бегства?! Неужели вам не хочется уже закончить это путешествие?! Вперёд! Надо идти! — именно так я закончил очередную мотивационную речь.
Честно говоря, я даже не помню, что плёл вначале. Главное было закончить красиво. Во мне даже пробудилось какое-то красноречие, почти как у Мелкого. И люди, услышав меня, развернулись и побежали вперёд! Побежали!
Да я крут, оказывается…
— Мне показалось… Или они чего-то испугались? — тихо прошептала рядом со мной Кострома.
Я уже открыл было рот, чтобы обиженно высказать ей: мол, не надо сомневаться в моём внезапно проснувшемся ораторском таланте…
Но тут сзади послышался низкий рык.
Он был такой низкий, что я не столько звук слышал, сколько ощущал вибрацию. И, боясь даже представить себе существо, которое его издаёт, я резко развернулся…
— Мамочки родные! — присвистнул в этот момент Витя.
В общем и целом, я был с ним полностью согласен… Но предпочёл бы выражения покрепче!
На краю снежной стены у края дороги, на широких лапах с тёмно-синими, почти чёрными перепонками, стояло белоснежное пушистое существо.
Росту в нём было где-то под три метра, и это в холке. Длинная белая шерсть покрывала всё тело, заснеженными космами свисая по краям лап. Маленькие глазки — две пары, к слову — внимательно смотрели на нас. А полукруглые ушки активно двигались — видимо, это существо с интересом к чему-то прислушивалось.
— Какой милаха… — упавшим голосом оценила Кострома. — Надеюсь, он кушает бамбук…
В этот момент существо так широко распахнуло рот, что у него голова как будто раскрылась на две половинки. И снова зарычало, открывая двойной ряд передних острых зубов. Хорошие такие клыки… А ещё я даже отсюда рассмотрел плоские задние зубы с бороздками — видимо, для лучшего перемалывания вкусного и полезного мяса.
— Бамбуком не обойдёмся… — понял я, доставая револьвер.
Зачем? Ну, вероятнее всего, чтобы застрелиться! Моя винтовка была сейчас у Кэт, так что… Оставалось лишь надеяться, что кинетической силы пули из револьвера хватит, чтобы сделать этой твари хоть немного больно.