Зимние ходоки
Шрифт:
Триста шестидесятый день. Марш под тенью вьюги.
Мы снова шли. Теперь уже догоняя колонну «уставших» беженцев, испугавшихся местных мишек. Судя по скорости движения, усталость их пока не достигла того критического уровня, когда люди падают и больше не могут идти. Они пока достигли только стадии звёзд футбола с родной Земли, когда те падают, орут, делают вид, что им очень больно — и им веришь!
Я ж им верил! Серьёзно верил! Они ведь недавно так жаловались, так
— Актёры, блин! — выдохнул я.
— Ты о чём, на? — удивился Мелкий.
— Да об этих… Уставших! — я кивнул головой вперёд. — Ты смотри, как чесанули!
— Так от усталости жеж! — согласился со мной Мелкий. — Так спешат в новый дом отдохнуть!
— Пятеро копейщиков минус! — сообщила Кострома, догоняя меня и Мелкого. — И повезло, что ни один из них капсулу не переносил. Вано, если что-то…
— Хватит! Копейщики знают, куда возвращаться! — отрезал я. — Если что, смогут вернуться сами, даже по глубокому снегу.
— Ваще оттуда лучше к Намжалу шкандыбать! — заметил Мелкий. — Меньше придётся идти.
— Так мы же туда дорогу не чистили! — возмутилась Кострома.
— Тёть Кострома! Ну зачем им дорога?! — удивился гопник. — Чо, сложно снегоступы сделать?! Вон же, этих блохастых, снег держал!
— Что?.. Блохастых?.. Снегоступы?.. — Кострома растерялась, а потом её лицо озарилось улыбкой. — Мелкий, блин… Ты, гений, сука!
Девушка развернулась и рванула назад. А Мелкий растерянно посмотрел на меня.
— Так я, сука, гений, или просто — сука? — уточнил он.
— Да не парься, — отмахнулся я, хотя тоже считал, что он, блин, гений. — Просто Кострома живёт с переизбытком ответственности внутри.
Мелкий умел смотреть на мир иначе. Проще. Лагерь беженцев расположился очень далеко от Алтарного, так что увидеть его дымы и огни можно было лишь с вершины скалы. При этом он был больше, чем на полпути к посёлку каменотёсов. И если уж надо куда-то бежать, так лучше именно туда, в посёлок!
Но этот очевидный вариант не приходил нам в голову… Просто потому, что впереди, на дороге, высилась стена снега, которую никто и не думал расчищать. Дорогу завалило снегом почти на два метра. Но это была проблема для большого отряда! А для одиночного бойца на снегоступах — никакой проблемы. Можно было смело протопать на восток и укрыться в посёлке Намжалдоржо, заодно перебросив туда капсулу.
За день-два преодолеть этот путь было несложно. И главное, что один человек вряд ли привлечёт внимание полярных тварей. Он слишком маленький, чтобы на него такие серьёзные хищники внимание обратили. Что «богомолы», что «мишки» явно охотились на скопление биомассы: группы беженцев, стада животных, не успевшие уйти в пущу с северного берега реки…
Те, кто умрёт во время эвакуации, и чья капсула сейчас во временном лагере, вполне могли эвакуироваться в обратную сторону. И уже там пережидать и непогоду, и нашествие очередных тварей.
Несколько нервировали тучи на востоке… Но бурю наши бойцы могли и переждать где-нибудь. Да хоть в той же капсуле! Если её занесёт снегом, она тоже будет не очень интересна тварям. А закопать её можно и самостоятельно.
— Вано! У нас появилась идея! — нас с Мелким снова догнала Кострома. — Давай сформируем отряд реагирования из тех, кто капсулы не переносил?
— Я только за! — согласился я. — И ещё… Сегодня ночью все пусть сидят на чемоданах, готовые сняться.
— Да? А это зачем? — поинтересовалась Кострома.
— Понимаешь, я тут с СИПИНом пообщался… — пояснил я. — Так вот, он говорит, что эти животные, которые на нас нападают — они как бы изгои. У них вроде как инстинкт много жрать, а потом сытыми вернуться на север. И я подумал, что кидаются они на всё, где много еды. А наша маленькая процессия почти в десять тысяч человек — слишком лакомый кусок…
— Давай ты это на привале подробнее расскажешь! — покачала головой Кострома. — А мне надо всех наших предупредить, как действовать, если вдруг помрут.
— Ладно, — кивнул я. — Беги тогда.
И Кострома побежала вперёд, туда, где за изгибами дороги скрылся хвост нашей колонны беженцев.
Больше нападений не было. И, скорее всего, только потому что «пушистики» двигались слишком медленно. Они даже в атакующий рывок кидались как-то с достоинством. А «богомолы» любили ночь и не любили яркий свет. Хотя, как показало ночное сражение, адаптироваться к нему они могли. Просто в первый момент теряли ориентацию.
А ещё мне всё больше и больше казалось, что раз они ночные хищники, то и на глаза не должны слишком полагаться. Разве что как на вспомогательные органы восприятия. А что тогда? Нюх? Вот это у них должно быть на высоте! Чтобы учуять добычу на ледяной равнине, засыпанной снегом — надо иметь отменный нюх.
Вот только был в этой картине один момент, который меня смущал… Когда я врубал ревун в лагере, почти все «богомолы» на него реагировали! Хотя лично я был уверен, что слух не может быть у них основным способом восприятия.
За консультацией решил обратиться к Дунаю.
— Дунай! — чуть сместившись внутри отряда, я отыскал здоровяка. — Когда ты башку вскрывал «богомолу», ничего, похожего на уши, не видел?
— Ну были там, как у крокодилов, вмятины… — кивнул тот. — А ты это к чему?
— Да вот стало интересно, какой у «богомолов» слух… — пояснил я.
— Скорее всего, весьма хреновый… — задумался Дунай. — Я у многих животных видел слуховые органы, и так тебе скажу: у «богомолов» всё устроено так, будто природа им специально фильтры на уши наложила.