Зимние мечты
Шрифт:
Она в упор смотрела на него, и молчание было тягостно, но он не мог осквернить эту минуту банальными словами. У перекрестка он повернул обратно, к Университетскому клубу.
– Ты скучал обо мне?
– вдруг спросила она.
– О тебе все скучали.
Интересно, знает ли она об Айрин Ширер, думал он. Ведь она здесь всего один день - его обручение почти совпало с ее отъездом.
– Вот так ответ!
– Джуди грустно засмеялась - без всякой грусти. И пытливо посмотрела на него. Он не отрывал глаз от спидометра.
– Ты красивей, чем
– У тебя такие глаза, Декстер, их просто невозможно забыть.
Он мог бы рассмеяться в ответ, но он не стал смеяться. Такие комплименты действуют только на первокурсников. И все же сердце у него дрогнуло.
– Мне так все надоело, милый.
– Она ко всем так обращалась - "милый", небрежно и дружелюбно, но для каждого была особая, только ему предназначенная интонация.
– Давай поженимся.
Это было так в лоб, что он растерялся. Сейчас бы и сказать ей, что он женится на другой, но этого он не мог. Как не мог бы дать клятву, что никогда ее не любил.
– Мне кажется, мы уживемся, - продолжала она тем же тоном, - если, конечно, ты не забыл меня и не влюбился в другую.
Ее самонадеянность была поистине безмерна. Она сейчас, по сути, сказала ему, что никогда такому не поверит, а если он и влюбился, это всего лишь мальчишеская глупость - наверное, он просто хотел досадить ей. Она его простит, потому что это все пустяки, о которых и говорить не стоит.
– Ну конечно, ты мог любить только меня, - продолжала она.
– Мне нравится, как ты меня любишь. Декстер, Декстер, неужели ты забыл прошлое лето?
– Нет, не забыл.
– Я тоже.
Что это - искренний порыв или она увлеклась собственной игрой?
– Как бы я хотела все вернуть, - сказала она, и он принудил себя ответить:
– Это невозможно.
– Да, наверное, невозможно... Я слышала, ты вовсю ухаживаешь за Айрин Ширер.
Она произнесла это имя без малейшего нажима, но Декстеру вдруг стало стыдно.
– Отвези меня домой, - вдруг приказала она, - не хочу я возвращаться на этот дурацкий вечер, танцевать с этими мальчишками.
Он стал разворачиваться и тут заметил, что Джуди тихо плачет. Он никогда раньше не видел ее слез.
Улица стала светлее, их окружили богатые особняки, и вот наконец белая громада ее дома, дремотно-торжественная, залитая светом яркой, будто только что умытой луны. Внушительность особняка поразила Декстера. Массивные стены, стальные балки, высота, размеры, роскошь лишь оттеняли ее красоту и юность. Дом для того был солидный, прочный, чтобы подчеркнуть ее хрупкость, чтобы показать, какой ураган могут поднять крылья бабочки.
Он сидел как каменный, в страшном напряжении, он знал - стоит ему шелохнуться, и она неотвратимо окажется в, его объятиях. По ее мокрым щекам скатились две слезы и замерли, дрожа над верхней губой.
– Я такая красивая, красивей всех, - горестно прошептала она.
– Отчего я не могу быть счастлива?
– Взгляд ее залитых слезами глаз убивал его решимость... Уголки ее губ медленно опустились с невыразимой скорбью.
– Я бы вышла за тебя, если ты меня возьмешь. Наверное, ты думаешь, что я того не стою, но я буду такая красивая, ты увидишь, Декстер.
Гнев, гордость, ненависть, страсть, нежность рвались с его уст потоком упреков и признаний. Потом нахлынула неудержимая волна любви и унесла с собой остатки разума, сомнений, приличий, чести. Его звала она, его единственная, его красавица, его гордость.
– Ты разве не зайдешь?
– Она прерывисто вздохнула.
Оба ждали.
– Ну что ж.
– Голос у него дрожал.
– Зайду.
5
Странно, что когда все кончилось, он ни в первые дни, ни потом, долгое время спустя, ни разу не пожалел о той ночи. И разве важно было через десять лет, что увлечение Джуди длилось лишь месяц. Разве важно было, что, уступив ей, он обрек себя на еще большие мучения, что он оскорбил Айрин Ширер и ее родителей, которые уже приняли его как сына. Горе Айрин было не слишком ярким и не запечатлелось в его памяти.
Декстер был в глубине души реалист. Ему было все равно, как отнесся к его поступку город, - не потому, что он собирался отсюда уезжать, а потому, что посторонние могли судить о нем лишь поверхностно. Мнение общества его ничуть не интересовало. Когда же он понял, что все напрасно, что не в его силах ни затронуть сердце Джуди Джонс, ни удержать ее, он не стал ее винить. Он любит ее и будет любить, пока не состарится, но она не для него. И он изведал высшее страдание, которое дается только сильным, как раньше изведал, хоть и на короткий миг, высшее счастье.
Даже та смехотворная ложь, которую Джуди придумала, чтобы расстаться с ним - она, мол, не хочет разлучать его с Айрин, - это Джуди-то, которая только того и хотела, - не возмутила его. Он был не способен ни возмущаться, ни иронизировать.
В феврале он уехал на Восток, намереваясь продать прачечные и обосноваться в Нью-Йорке, но через месяц Америка вступила в войну, и это изменило все его планы. Он съездил домой, передал дела компаньону и в конце апреля уже проходил подготовку в первом из учебных лагерей, которые появились в стране. Он принадлежал к тем молодым людям, которые встретили войну чуть ля не с радостью, как избавление от душевной путаницы.
6
Наш рассказ - не история его жизни, вы это помните, хотя порой нам случалось отвлекаться от тех зимних мечтаний, которым он предавался в юности. Мы уже почти простились с ними, да и с ним самим тоже. Осталось только рассказать один эпизод, который произошел семь лет спустя.
Произошел он в Нью-Йорке, где Декстер преуспел, да так, что теперь для него не было ничего недоступного. Ему шел тридцать третий год, и, не считая одной короткой поездки в Миннесоту сразу после войны, он семь лет не был на родине. К нему в контору пришел по делам некто Девлин из Детройта, и тут-то и произошел тот самый эпизод, который и закрыл, так сказать, эту главу и его жизни.