Зимний убийца
Шрифт:
— Понятно. Тогда увидимся утром. — Карр направился к своему автомобилю, бормоча себе под нос: — Господи, какой бардак.
— Слушай, шериф…
Карр обернулся.
— Что?
— Пятидесятники. Я не хочу выглядеть невежливым, но вообще-то… Это какие-то сектанты?
Немного помедлив, Карр кивнул.
— Ну да.
— А откуда ты так много знаешь о них?
— Я принадлежу к их числу.
Глава 05
Утро выдалось пронзительно-холодным. Тучи расступились, и косые ослепительные лучи солнца пробились сквозь сосны, окружающие мотель. Все тело Лукаса затекло после ночи, проведенной на короткой кровати со слишком большой подушкой. Он застегнул молнию на парке, натянул
Старая часть Гранта стояла на холме на противоположной стороне шоссе — маленькие серые домики с бельевыми веревками, засыпанными снегом, на задних дворах. Дрожащие столбики серого древесного дыма поднимались к небу из двухсот жестяных труб, и пронзительный запах горящего дуба разгуливал по городу, точно грязный бродяга.
Лукас рос в Миннеаполисе и учился рыбачить на городских берегах Миссисипи, в тени заводских труб, линий электропередач и мостов с шестиполосным движением. Жизненное пространство на грязных отмелях реки принадлежало канистрам из-под бензина, старым покрышкам и дохлым карпам. Когда, повзрослев, Лукас стал зарабатывать приличные деньги, он купил домик на берегу тихого озера в округе Нортвудс, штат Висконсин, и только тогда узнал, что такое жизнь в маленьких городках.
Преимущества и недостатки того, что все знают всех. Разговоры с людьми, именами чьих предков названы дороги, озера и целые городки, с людьми, которые зарабатывают на жизнь в лесах, сопровождая туристов, выращивают рождественские елки, ловят сетями чукучанов и раков для наживки.
Не Миннеаполис, но ему здесь нравилось.
Лукас зевнул и направился к своему внедорожнику, щурясь на солнце и чувствуя, как под ногами скрипит выпавший ночью снег. С левой стороны ощущалась приятная, хорошо знакомая тяжесть; надевать кобуру на пояс, когда ты в парке, не слишком практично, поэтому он сунул свой пистолет в наплечную кобуру. Ощущение от этого было правильное. Лукас очень давно не носил оружия. Он прикоснулся к язычку молнии парки левой рукой, сдвинул ее вниз на дюйм и улыбнулся самому себе. Репетиция. Впрочем, он не нуждался в тренировках подобного рода.
Округ Оджибве — это совсем не Миннеаполис. Если кто-то захочет напасть на него здесь, он прихватит с собой охотничье ружье или дробовик, а не какую-нибудь мелочь вроде двадцать второго калибра. А если кто-то решит разобраться с ним при помощи винтовки с оптическим прицелом 0,30–06, от его пистолета пользы не будет никакой. И все же он чувствовал себя прекрасно. Он снова прикоснулся к язычку молнии левой рукой и мысленно засунул правую за пазуху.
Его внедорожник всю ночь простоял на жестоком морозе, но у мотеля имелись специальные столбики с розетками, к которым можно было подсоединить провод и включить зажигание. Лукас вытащил шнур из розетки на столбике и в машине, бросил его на заднее сиденье, завел мотор и оставил его прогреваться, а сам отправился в офис мотеля за бесплатной чашкой кофе.
— Холодно, — сказал он хозяину.
— Если еще немного похолодает, мне придется занести внутрь мою медную обезьяну, [6] — ответил тот. Он повторял эту шутку все утро. — Возьмите сладкий рогалик. Они у нас особенные.
— Спасибо.
Холодный воздух продолжал вытекать из вентиляционных отверстий печки, когда Лукас вернулся к машине, держа в руках кофе и рогалик. Он выключил вентилятор и поехал в город.
Он считал, что возможны две версии убийства Лакортов. Первая: с ними расправился чужак, заезжий грабитель, выбравший их дом из-за того, что он стоит на отшибе. Вторая: их убили по какой-то конкретной причине. Пожар говорил о том, что такая причина была. Грабитель затащил бы Фрэнка внутрь, запер дверь, погасил свет и исчез. Тела были бы обнаружены только через несколько дней. Но тот, кто устроил пожар, не мог уйти от дома дальше чем на пятнадцать или двадцать минут.
6
Выражение brass monkey (англ.),
Если поджог устроил кто-то из местных, значит, либо он псих пироман (что маловероятно), либо он хотел спрятать что-то, указывающее на личность убийцы. Отпечатки пальцев. Семенную жидкость. Какую-то вещь. Или целью пожара было запутывание следов?
Из револьвера, который Лукас нашел около тела Клаудии, не стреляли. Значит, Лакорты знали, что происходит что-то необычное, но не стали звонить в «девять-один-один». Ситуация выглядела двусмысленной. Хм…
И девочка с отрезанным ухом. Видимо, ее допрашивали. Еще одно указание на то, что происходило нечто из ряда вон выходящее.
Лукас вспомнил ухо в пластиковом мешке. Карр наклоняется, и его тошнит, потому что он — обычный человек, такой же, каким прежде была дочь Лакортов. Вчера в это время она еще была жива, болтала с друзьями по телефону, смотрела телевизор, примеряла наряды. Строила планы. А сейчас это обгоревший труп.
Для Лукаса она была абстракцией, просто жертвой. Значит ли это, что он не такой, как остальные? Он криво улыбнулся: эта мысль смахивала на самоанализ, а он старался избегать подобных вещей, считая, что они вредны для здоровья.
Впрочем, по правде говоря, Лукас не слишком жалел Лизу Лакорт. Он видел чересчур много мертвых детей: новорожденных младенцев в мусорных контейнерах, убитых собственными родителями; крошечных малышей, избитых и искалеченных; тринадцатилетних подростков, которые стреляли друг в друга с энтузиазмом, позаимствованным у киношных героев. Но нельзя сказать, что взрослые намного лучше. Жены убивают голыми руками, мужья — молотками, гомосексуалисты в приступе ревности режут своих любовников на куски. И через какое-то время все становится безразлично.
«С другой стороны, — подумал он, — а если бы это была Сара…» Он сжал губы в прямую жесткую линию. Для Лукаса его дочь и картины насилия, виденные им за годы службы, были понятиями несовместимыми. Они просто не могли существовать рядом. Но Саре скоро в школу, значит, она выйдет в большой мир.
Костяшки его пальцев на руле побелели. Он прогнал эту мысль и посмотрел в окно.
Главная улица Гранта представляла собой три квартала слегка потрепанных витрин магазинов, стоящих близко друг к другу, как в маленьком городке на Диком Западе. Сочетания, которые показались бы странными в любом другом месте, были типичными для Нортвудса: прачечная самообслуживания, книжный магазин и бар, лавка индейских сувениров и компьютерный магазин, спутниковые тарелки и мастерская водопроводчика. Далее шли две пекарни, мебельный магазин, несколько страховых контор и агентств недвижимости, парочка адвокатов. Суд округа разместился в низком несуразном строении из плитняка и стали в самом конце главной улицы. На парковке позади него Лукас заметил несколько внедорожников со значком офиса шерифа и направился прямо к ним. В месте, отведенном для посетителей, стоял «бронко» с незнакомым ему логотипом «EYE-3».
Наружу вышел помощник шерифа, кивнул Лукасу, сказал: «Доброе утро» — и вежливо придержал дверь.
Приемная находилась за второй дверью. На стенах висели наполовину свернувшиеся плакаты «Решайся!», призывающие покончить с наркотиками; воздух был пропитан запахом застарелого табачного дыма и нервозности. Журналистка и оператор развалились в креслах из зеленого ледерина, испещренного ожогами от сигарет и изрезанного чем-то вроде бритвы. Журналистка красила губы, держа в руках золотистую пудреницу и маленькую красную кисточку. Когда Лукас вошел, она подняла голову, и они кивнули друг другу. В стене напротив была стальная дверь с окошком из пуленепробиваемого стекла. Заглянув за него, Лукас увидел пустой стол и нажал на кнопку вызова, расположенную рядом с окном.