Зимняя коллекция детектива
Шрифт:
– Да если б не ты, мы бы уже давно!.. – завел было Петечка.
– Так, все, закончили, – вдруг приказала Алла Ивановна таким голосом, что даже Диман, пытавшийся дремать, вынырнул из своей куртки и посмотрел с удивлением, а Женька перестала ложкой хлебать из железной кружки теплую воду. Она говорила, что так вкуснее, больше похоже на суп или на чай. – Положение у нас сложное. Мы все должны это осознать прямо сейчас. Лыжу вроде собрали, до утра она подсохнет и какое-то время продержится. Ну, будем на это надеяться. Плохо, что до Галыгина почти все время в горку! Если завтра мести будет не слишком сильно, попробуем пойти. Если нет, придется ждать погоды.
– Какой погоды? – спросил Петечка, и губы у него задрожали. – А если ее неделю не будет, этой погоды?!
– Значит, неделю будем ждать.
– Мы за неделю с голоду сдохнем!
– За неделю не сдохнем, – отрезала изменившаяся до неузнаваемости Алла Ивановна. – С холодом хуже. Топлива мало, а в метель снаружи костер не разведешь. Придется экономить.
– Нет, ну это свинство, – плаксиво сказала Женька. – Как хотите!.. А вдруг мы все перемерзнем? А вдруг нас волки съедят? Здесь же наверняка кругом волки!
– Дура, – тихо, но отчетливо выговорил Диман, опять зарываясь в свою куртку.
– Нам нельзя сейчас ссориться, – и Алла Ивановна, дотянувшись, потрепала Женьку по плечу, как будто утешила, хотя чего утешать, всем ясно, что она дура! – Вот, бог даст, доберемся до Галыгина, и там поссоримся хорошенько. А сейчас нельзя.
– А что вы командуете-то? – спросил Степан из своего угла. – У нас руководитель отряда есть, чтоб ему!..
– Ивановна права, – поддержал Сергей Васильевич. – Давайте лучше песни петь.
– Ну, ясное дело, – констатировал Петечка. – Государственный переворот. Теперь пиши пропало, старперы будут учить нас жизни.
– Да не жизни, – с досадой сказала Алла. – Выживанию. Это совсем другое дело.
– Вы что? Совсем чокнутая?! Тогда каркали, сейчас каркаете! – взвился Петечка. – Какое еще выживание! Ну, переночуем, черт с вами, хотя надо было днем в Галыгино за людьми идти, а завтра…
– Завтра будет завтра, – перебила его Алла.
Марина зашевелилась и подобралась к Володе, который все держался за ногу.
– Больно тебе?
Он скосил на нее глаза и кивнул.
– Я тебе сейчас обезболивающее уколю. Поспишь.
– Марин, – начала было Алла Ивановна, но та уже открывала рюкзак.
– Посветите мне.
– Марин, лучше бы завтра…
– Я врач, – отрезала та, – мне видней.
Ночь тянулась долго и трудно. Палатку трясло от ветра, как будто под ней работал дизельный движок, и Петечке, который все не мог согреться, в мутной дреме привиделось, что он едет в тряском вагоне, который тащит по рельсам бодрый чумазый дизелек, и это было так чудесно! И какая-то печка приснилась ему с раскаленным докрасна зевом, чугунная дверца покачивается, и еще почему-то кусок сала, а рядом кирпич черного хлеба, и можно сколько угодно съесть этого хлеба с салом!..
Петечка вздрогнул, потому что рядом неловко повернулся и застонал Володя – он спал, Маринина ампула, видно, подействовала! И Женька спала между Аллой Ивановной и Мариной, посвистывала носом.
Утром выбраться из палатки оказалось почти невозможно – снегу намело, фартук не отстегнуть. Сергей Васильевич долго с ним возился. Он первым выполз в тусклый свет, в круговерть метели и ветра, за ним полезла Алла Ивановна.
– Женька, вставай, – велел Петечка, потому что ему было завидно, что никчемушная девица спит как ни в чем не бывало, и слегка пнул ногой ее спальник. – Группа, подъем!
– М-м-м, – замычала Женька и завозилась, поглубже зарываясь в спальник. – А что, уже утро? Хочу кофе! И банан! И яблоко! Петечка, у тебя есть яблоко?
– Володь, как нога? – Это Марина спросила. Она стояла на коленях посреди палатки и пыталась пригладить волосы, торчавшие в разные стороны. Петечка в этом приглаживании увидел ложь и фальшь – красоту она наводит! Кому тут какое дело до ее красоты?!
– Лучше, лучше нога, – торопливо сказал Володя. – Все почти нормально!
Алла Ивановна задом вползла в палатку, вжикнула «молнией». Вместе с ней вполз холод и запах свежего снега.
– Ну, не так все ужасно, как могло быть, – бодро объявила она. – Метет, конечно, но ничего такого!..
– Какого такого?! – Петечка рывком натянул непромокаемые штаны поверх двух шерстяных, в которых спал. – Идти нужно. Прямо сейчас.
– После завтрака пойдем, – сказал Володя. – Где Василич?..
– Снаружи. Костер разводит.
– Диман, крикни ему, пусть паек всем выдаст.
– Вроде подсохла, – Алла осмотрела лыжу. – Может, будет держать.
– Алла Ивановна, – на ухо ей сказал Степан. – Вы же понимаете! Мы не дойдем. Вам нужно оставаться, а я за помощью.
Она ничего не ответила, продолжала осматривать лыжу.
– Другого выхода нет, – продолжал Степан.
– Нужно искать выход, – она аккуратно отложила лыжу.
– Вы о чем? – настороженно спросил Володя. Нога у него сильно отекла, стала похожа на бревно, и ему страшно было подумать, что сейчас придется подниматься и идти – много километров по снегу.
Он руководитель группы. Он должен.
Он отвечает за людей.
Самоуговоры не помогали. «Отвечать за людей» он умел – так ему казалось в московском офисе, и в характеристике, данной ему именитым психологом, было сказано, что у Владимира Кравцова присутствуют «ярковыраженные лидерские качества». В палатке посреди гор Приполярного Урала с распухшей, похожей на бревно ногой, голодный, замерзший Володя вдруг понял, что «отвечать за людей» он не может, а главное, не хочет!
Он хочет, чтоб его спасли – эти люди или какие-то другие, не важно. Чтобы вдруг кто-нибудь взмахнул волшебной палочкой и оказалось, что все позади.
Крибле, крабле, бумс!.. И он уже в Москве, в чистом, теплом и просторном медицинском кабинете, и над ним склонились заботливые врачи, и ему больше ничего не угрожает, и нужно только принимать заботу и внимание, которые все вокруг готовы оказывать!
Выходит, он слабак и тряпка. Так выходит?!
Но рассердиться на себя тоже не получалось. Для того чтоб сердиться, нужны силы, а их почти не осталось, последние забирала боль, с которой тоже приходилось бороться.