Зимняя луна (Ад в наследство)
Шрифт:
– Бросайте ваши бумажники на дорожку, - сказала она, указывая на место рядом с собой.
Они сделали, как она указала.
– Положите деньги и карточки в карманы.
Ошеломленные, они сделали и это.
– Мне не нужны ваши деньги. Я не преступная шваль, как вы.
Держа револьвер в правой руке, она собрала бумажники левой. Затем распрямилась и чуть отступила от них, не давая поблажек правой ноге, до тех пор пока не дошла до двери гаража.
Она не задала им ни одного вопроса из тех, что вертелись у нее в голове. Их ответы - если у них есть ответы - были бы очень витиеватыми и многословными. Хит терпеть не могла этой речистости! Современный мир скрипел, смазанный поверхностной ложью, маслянистыми увертками, ловкими самооправданиями.
– Все, что мне нужно, - ваши документы, - сказала Хитер, поднимая кулак, в котором сжимала бумажники.
– Это мне скажет, кто вы и где я могу найти вас. Если вы когда-нибудь причините нам вред, даже только проедете мимо и плюнете на лужайку, я явлюсь к вашим домам, подожду, но выберу нужный момент...
– Она взвела курок "корта", и взгляды всех троих переместились с ее глаз на пистолет.
– Оружие побольше, чем это, с большим калибром, кое-что с взрывными пулями, прострелит вам ногу и раздробит кость так сильно, что придется ее ампутировать. Если я прострелю обе ноги, то вы проведете в инвалидной коляске остаток жизни. Может быть, кто-то из вас получит пулю в пах, и тогда не сможет принести в этот мир больше никого, похожего на себя.
Луна скользнула за облака.
Ночь была глубока.
С заднего двора донеслось непристойное пение какого-то мерзавца. Каждый из битых все еще держал руку на паху, и оба корчили от боли гримасы. Кроме того, она угрожала им оружием вне своего дома. Аргумент против нее был еще тот, что они не представляли реальной угрозы потому, что не пересекли порога дома. Хотя они и выписывали свои ненавистные и грязные уже граффити три раза, хотя они и причинили финансовый и моральный эмоциональный ущерб ей и ее ребенку, она знала, что и жена полицейского-героя не гарантирована от преследования по различным обвинениям, которое неминуемо окончится тем, что посадят в тюрьму ее, а не их.
– Убирайтесь!
Они поднялись на ноги, но застыли, как будто испугавшись, что им выстрелят в спину.
– Идите, - сказала она, - ну!
Наконец они поспешно прошли мимо нее, вдоль дома, а она следовала за ними на расстоянии, чтобы убедиться в том, что подонки на самом деле уйдут. Да, шли и оглядывались.
На лужайке перед домом, стоя в мокрой от росы траве, она смогла хорошенько разглядеть, что они сотворили с по крайней мере двумя из трех возможных стен. Красные, желтые и кисло-зелено-яблочные надписи, казалось, блестели при свете уличного фонаря. Изобразили повсюду свои персональные хулиганские эмблемки, предпочитали корень на "е-" с различными суффиксами и без них, превращающими его и в существительное, и в прилагательное, и в глаголы. Центральное послание было то же, что и в предыдущие два раза: ПОЛИЦЕЙСКИЙ-УБИЙЦА.
Трое ребят - двое из них хромые - дошли до своей машины, которую припарковали недалеко от блока домов к северу. Они отъехали с визгом закрутившихся колес, оставляя облачко синего дыма позади.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ-УБИЙЦА.
ИЗ-ЗА ТЕБЯ ОВДОВЕЛА ЕГО ЖЕНА.
ИЗ-ЗА ТЕБЯ ОСТАЛИСЬ СИРОТАМИ ДЕТИ.
Хитер была больше возбуждена иррациональностью граффити, чем схваткой с тремя хулиганами. Джек не виновен: исполнял свой долг. Как предполагалось, он должен был отнять автомат у маньяка-убийцы, не прибегая к смертельному насилию? Ее охватило ощущение, будто вся цивилизация тонет в море безумной ненависти.
ЭНСОН ОЛИВЕР ЖИВ!
ЭНСОН ОЛИВЕР и был тот маньяк с "мини-узи", многообещающий режиссер, выпустивший три картины за четыре последних года. Не удивительно, что он снимал злые фильмы о злых людях. Со времени перестрелки Хитер посмотрела все три. Оливер превосходно обращался с камерой, и у него был мощный стиль рассказчика. Некоторые его кадры потрясали. Он, должно быть, даже имел талант и в свое время мог быть почтен Оскаром и другими наградами. Но в его работах было беспокоящее нравственное высокомерие, самодовольство и задиристость, которые, как теперь оказалось, были лишь внешними ранними признаками более глубоких проблем, вызванных чрезмерным увлечением наркотиками.
УБИЙЦА.
Она не хотела, чтобы Тоби увидел, как его отцу приклеивают ярлык убийцы. Ну, он видел это раньше. Дважды, и повсюду на его доме. Он слышал это в школе, и также дважды дрался из-за этого. Он был маленький, но мужественный мальчик. Хотя он и проиграл в обоих схватках, но, без сомнения, отверг бы ее совет подставить другую щеку и продолжал бы драться с еще большей яростью.
Утром, после того как она отвезет его в школу, то закрасит все граффити. Как и прежде, кое-кто из соседей поможет. Потребуется толстый слой краски на подпорченных местах оттого, что дом был выкрашен в желто-бежевый цвет.
Даже так это будет временный ремонт, потому что набрызганная краска включала в себя какой-то химикат, который ее проедал. Через несколько недель каждая надпись и картинка постепенно вновь проявится, как дух, чье имя написано на дощечке медиума во время сеанса, - послание от душ и из ада.
Невзирая на беспорядок в доме, гнев прошел. У Хитер больше не было сил, чтобы его поддерживать. Эти последние несколько месяцев совершенно подкосили. Она устала, так сильно устала.
Прихрамывая, она зашла в дом через заднюю дверь гаража и закрыла ее за собой. Также закрыла смежную дверь между гаражом и кухней и набрала код, чтобы поставить снова на охрану.
БЕЗОПАСНО.
Не совсем. Не всегда.
Поднялась наверх проведать Тоби. Он все еще глубоко спал.
Стоя в дверном проеме комнаты сына, слушая его сопение, она поняла, почему мать и отец Энсона Оливера не могли поверить, что их сын был способен на массовую бойню. Он был их ребенком, их маленьким мальчиком, их красивым молодым человеком, воплощением лучших собственных качеств, источником гордости и надежды. Она симпатизировала им в этом, жалела их, молилась, чтобы ей не пришлось испытать боль такую же, как и у них. Но страстно желала, чтобы они заткнулись и отстали от нее!
Родители Оли вера проводили эффективную кампанию во всех средствах информации, чтобы представить своего сына как доброго, талантливого человека, не способного на то, что ему приписывают. Они утверждали, что "узи", найденный на месте преступления, не принадлежал ему. Никаких записей, которые убеждали, что он покупал и регистрировал такое оружие, не существовало. Но полностью автоматический "мини-узи" был незаконным оружием. Оливер, без сомнения, платил за него наличными на черном рынке. Ничего загадочного в отсутствии чека или регистрации.