Зимняя сказка в Венеции

Гордон Люси

– А как быть с картинами, которые были проданы? Даже если получу инвестиции, выкупить их я никак не смогу. Откроемся с пробелами на стенах?

– Разумеется, нет. Ты повесишь копии – тебе все равно пришлось бы это сделать, даже если бы у тебя были оригиналы. Этого потребовала бы страховая компания.

– И ты мне быстренько набросаешь несколько копий, так?

– Конечно. У меня неплохо получается Веронезе, а Рембрандт будет даже получше. Хотя мой Микеланджело, признаться, так себе.

– Твой?..

– Но их мы повесим

в темном углу, и никто ничего не заметит. И не забудь, что у тебя еще есть кое-какие картины – те, что сложены наверху. Их можно либо повесить, либо выручить за них наличные деньги.

Возбуждение от идеи охватило Джулию, и слова полились потоком. На какое-то время она превратилась в настоящего художника и планировщика. Винченцо смотрел на нее с ироничным восхищением.

– У тебя все уже было отработано, не так ли?

– Вовсе нет. Это пришло ко мне только что, из-за того телефонного звонка, но теперь все прорисовывается четко.

– Подожди, я не успеваю за тобой.

– И не надо. Просто соглашайся со всем, что я говорю, а остальное я беру на себя.

– Ну так говори мне, что мы будем делать.

– Делать мы, наверное, ничего не будем, – ответила она с сожалением, – но если бы делали, то я посоветовала бы тебе начать с разработки планов.

Скоро карнавал…

– Через несколько недель. Нам потребуется не меньше года, чтобы подготовиться к открытию…

– Я это знаю, но ты можешь организовать большой прием во время нынешнего карнавала и сделать заявление для прессы.

– Прием… – задумчиво повторил Винченцо. Когда я был мальчишкой, у нас здесь бывали грандиозные карнавальные вечера. Какие были костюмы, какие потрясающие маски! – Он неожиданно усмехнулся, вспоминая. – Знала бы ты, что мы вытворяли!

– Могу себе представить. И все под надежной защитой масок, разумеется.

– Конечно. Маски именно для этого и нужны.

Когда все это начиналось сотни лет тому назад, маски весь год были под запретом. Но в последние несколько недель перед карнавалом любой человек мог скрыть свое лицо, стать кем-то другим и делать что душе угодно. Потом ведь был целый Великий пост – достаточно времени для того, чтобы исправиться и вообще все загладить. Эта традиция жила долго.

– А тебе много всего приходилось заглаживать? поддразнила его она.

– Ну… – сказал он с задумчивым выражением, пожалуй, средне.

– Гмм!

– Может, чуточку больше. Среди молодых людей… – Винченцо остановился с видом человека, тщательно выбирающего слова, – скажем так: сдержанность не причислялась к добродетелям.

– Наверняка помогало и то, что ты – Монтезе.

– Чепуха. Я был в маске, и никто не мог меня узнать.

– Неужели? – насмешливо спросила Джулия.

– Ну.., возможно. – И он снова улыбнулся, вспоминая дни беззаботного веселья, когда на него еще не обрушилось тяжкое бремя.

– Держу пари, что очередь из девушек тянулась аж до середины площади Святого Марка.

Винченцо

сделал обиженное лицо.

– Почему это только до середины?

Он пристально смотрел на свой бокал с красным вином и видел там все: тот вихрь красок и разгоряченных лиц, ту опасную свободу и то, как смело он иногда ею пользовался.

Винченцо любил это предчувствие чего-то замечательного, что вот-вот должно было произойти, но оно ушло из его жизни, утекло по извилистым улочкам вместе с его бурной юностью.

Лишь однажды, совсем недавно, он вновь испытал это чувство – под покровом одной страстной и сладкой ночи, в постели с женщиной, которая заинтриговала и свела его с ума с первого мгновения. Она занималась с ним любовью так пылко и так самозабвенно, что это поразило и даже потрясло его.

После этого он внушил себе, что она принадлежит ему, и это оказалось самой большой его ошибкой. Но в те несколько бурных часов он знал, что она принадлежит карнавалу – прекрасная, таинственная, непредсказуемая…

– Твои мысли читаются у тебя на лице, – заметила наблюдавшая за ним Джулия.

Он вздрогнул.

– И что же я думаю?

– Вспоминаешь свою бурную молодость.

– В общем-то да, но не только. – Винченцо посмотрел на нее: женщина сидела откинувшись на диванные подушки, ее глаза блестели.

– Жаль, что мы не встретились тогда.

– Тогда я, может быть, и не понравился бы тебе.

Я был немного хулиганом, как это бывает с молодыми людьми, когда у них слишком много денег и когда им слишком потакают. Ты знаешь, что случилось с моей семьей. Дело в том, что, когда пришла беда, я оказался не очень хорошо подготовленным, чтобы с ней справиться. Я был слишком избалован. Слишком привык делать так, как хочу.

– А что стало с твоей невестой? – спросила Джулия, стараясь не казаться чересчур заинтересованной.

– Вышла замуж за очень богатого человека.

– Ты к ней все еще неравнодушен?

Он пожал плечами.

– Все это теперь так далеко, что я даже не помню того чувства к ней. Я тогда был другим человеком. Тебе знакомо это ощущение.

Оно было ей очень хорошо знакомо. Благоразумие подсказывало Джулии, что не стоит продолжать разговор на эту тему, но она почему-то никак не могла отступиться.

– Пьеро рассказывал мне, как она спускалась по большой лестнице и была такая прекрасная, а ты стоял там…

– Вероятно, с глупейшим выражением на лице, сказал Винченцо. – Я должен был тогда понять, что в действительности ей нужна была эта лестница, этот антураж плюс титул. А чтобы получить все это, ей нужно было выйти за меня замуж. Когда же ситуация изменилась, то… – Он пожал плечами, потом коротко засмеялся. – Думаю, что сердцем я всегда знал правду, но не позволял себе этому верить. Когда она с такой скоростью бросила меня, то это было и удивительно, и совсем не удивительно, если ты понимаешь, что я имею в виду.