Зимняя война 1939-1940 гг
Шрифт:
В то же самое время вид финской столицы был удручающим. Днем рабочие забивали окна фанерой и размещали мешки с песком. Ночью пешеходы с трудом пробирались по улицам в условиях затемнения.
Случилось так, что русских налетов 2 и 3 декабря не было. Эта передышка, по мнению народа, была из-за плохой погоды и прибытия большого немецкого торгового корабля «Донау» 2 декабря. «Донау» был послан Берлином для эвакуации 700 немцев и граждан их тоталитарных союзников из города. Присутствие этого большого корабля, который должен
Считалось, что как только «Донау» уйдет, ужасные бомбежки продолжатся. По данным газеты «Нью-Йорк таймс», «по слухам из осведомленных кругов», русские бомбардировщики намеревались атаковать город отравляющими газами и ордой парашютистов в противогазах в случае отказа Финляндии капитулировать. Британский вице-консул нашел эти слухи достаточно достоверными для того, чтобы собрать по городу оставшихся граждан Великобритании и вывезти их из города. В любом случае, слух оказался беспочвенным, но в последующие недели жители города и иностранные журналисты носили с собой противогазы.
Еще одним журналистом, уезжающим, хоть и неохотно, был Герберт Эллистон. После недели работы в Хельсинки его газета посылала другого журналиста вместо него. Вдобавок Эллистон, который также вел программу для Американской радиокорпорации, испытывал трудности с получением эфирного времени от YLE. Так что когда Курт Блох, журналист «Нью-Йорк таймс», решил направиться в Стокгольм, чтобы отправить оттуда фотографии в Нью-Йорк, и пригласил Эллистона с собой, тот обещал поразмыслить.
«Когда это будет уже не новостью, — заверил прямолинейный Блох, — забудут и тебя, и Хельсинки. Вдобавок здесь будет жарко, скорее всего, будет военная диктатура. Когда проклятые немцы отсюда уйдут, краснюки здесь все разнесут к чертовой бабушке, а что будет с тобой? Рюти исчезнет, военные возьмут власть».
Эллистон все же не хотел уезжать, когда намечались такие события. «Вдобавок, — настаивал Блох, намекая на жесткую финскую цензуру, — откуда мы знаем, что нам говорят правильные вещи?» Эллистон все еще сомневался, так что Блох зашел с другой стороны. «А раз ты интересуешься финнами, то давай пойдем с ними поговорим, что ты туг торчишь в гостинице?»
Это сработало. Оплатив свой номер, Эллистон полтора часа спустя уже сидел в кафе на вокзале Хельсинки с билетом на Турку в кармане. Оттуда Блох забронировал билеты на самолет на Стокгольм. Услышав, что Эллистон говорил по-английски, прилично одетый финн за соседним столиком повернулся к нему и непроизвольно изложил свои мысли.
«Мы просто злы, злы, злы до невозможности, — сказал финн Эллистону. — Злость у нас в уме, не только на словах.
Сначала бомбы, потом листовки, в которых говорится, что будет лучше, если русские возьмут Хельсинки, и наконец, обстрелы из пулеметов. Они вообще о нас в их листовках говорят? Они с ума сошли. Надо было видеть яйца наших парней в фортах около Хельсинки, откуда русские пытались
Несколько минут спустя два американских журналиста сидели в проходе на чемоданах в вагоне второго класса и терпеливо ждали, пока их поезд отправится на Турку.
Наблюдая за пассажирами, Эллистон поразился тому, насколько они были молчаливы. Если они и боялись, то это был очень тихий, подавленный, финский страх.
«Я с трудом различал людей на местах. Что меня поразило — это всеобщее молчание. В любой другой стране это выглядело бы как сумасшедший дом… За исключением редких криков младенцев, ни одного звука никто не издавал».
Теперь, когда в поезд начал проникать свет, Эллистон заметил еще одну необычную вещь: все багажные полки были пусты.
«Мы начали пристраивать наш багаж поудобнее. Я посмотрел на полки. Они были пусты! С какими же пожитками эти люди бежали?
Блох увидел мой недоуменный взгляд на полки и на людей. «Посмотри на их спины», — посоветовал он. Объяснение было там. Они сидели прямо, с пожитками на коленях и в рюкзаках. Они ждали! «Они готовы покинуть поезд сразу, как русские начнут обстрел из пулеметов или будут бомбить»».
Уже случился по крайней мере один инцидент, в котором русские самолеты обстреляли поезд из пулеметов в районе Иматры. Тогда машинист остановил поезд, а пассажиры бросились врассыпную в лес. Эта сцена сотни раз повторилась в ходе войны. В тот дета, на третий день войны, стоические, здравомыслящие финны упаковали свои пожитки в самой удобной форме для эвакуации из поезда.
«Потрясающие люди!» — воскликнул Эллистон, когда поезд отправился в путь на запад. Блох согласился.
В поезде из Хельсинки в Турку все было спокойно, в самом Хельсинки же все еще ходили слухи о возможной газовой атаке с парашютистами, и страхи оставались.
Но постепенно все успокоилось. Ко Дню независимости, 6 декабря, жизнь в столице вошла в привычное русло. Телефон, телеграф, почта, железные дороги работали в нормальном режиме, сообщила «Нью-Йорк таймс». «Крупные автобусные фирмы работают, как в мирное время, и серьезных задержек нет».
Секретное оружие финнов, стратегический резерв сису начал действовать. «Постепенно финны преодолели чувство шока. Они боролись с шоком типичным финским способом — сосредоточивалось на повседневной работе», — написал Кокс.
Затем 7 декабря, как раз когда все немного успокоилось, финское Верховное командование сделало очень большую глупость. Без должной проверки оно сообщило, что русские применили отравляющие газы на Приладожском фронте. Кажется, что Хельсинки старался изо всех сих демонизировать русских. Это пугающее заявление было моментально и резко опровергнуто Москвой. Но кто верил Москве, после ее утверждений о том, что она бомбила только аэродромы? Может быть, русские верили, а может, и нет.