Зимняя война 1939-1940. И.В.Сталин и финская кампания
Шрифт:
ГОЛОС. И считали себя в окружении.
ВАШУГИН. Они считали себя в окружении. Если я не ошибаюсь, командир полка посылал телеграмму на имя товарища Сталина с просьбой, чтобы его выручили из окружения.
ГОЛОС. Челюскинцы!
ВАШУГИН. Да, это так было.
ГОЛОС. Это какой полк?
ВАШУГИН. 97-й полк 18-й стрелковой дивизии.
ГОЛОС. А кто его оттуда выводил?
ВАШУГИН. Мы его выводили очень просто. Пришла пара разведчиков, которые сказали, что полку приказано выйти из окружения. (Смех). 97-й полк по команде поднялся.
ГОЛОС. Он три дня не поднимался.
ВАШУГИН. Нет, он поднялся сразу. Им нужно было подготовиться, потому что они должны были вывезти раненых, должны были привести в негодность материальную часть. Они хотели везти за собой без дороги, по болоту, пушки и тракторы. Гарнизон поднялся и ушел. Правда, надо сказать, что здесь дело не обошлось без одного очень печального инцидента. По этому полку финнами не было произведено ни одного выстрела. Но им было известно, что впереди на расстоянии нескольких километров есть домик. В этом домике сидят несколько финнов, как у нас их называли, снайперы, или разведчики. 97-й полк учел это и было послано 50 человек во главе с командиром роты, которые подошли к этому домику и не обнаружили финнов, а ночью финны подкрались к ним и всех их перерезали. Они ночью расположились в снегу, вдоль дороги, и, очевидно, уснули. Это была большая беспечность. Между прочим, беспечность – это большое зло, которое можно было наблюдать и в 7-й, и в 15-й армии. Мы вынуждены были вести большую борьбу с беспечностью. Должен сказать, что это был самый тяжелый инцидент во всем выходе 97-го сп из окружения.
Затем 97-й полк перешел на высоту 95,4. Ему было приказано там организовать круговую оборону. Туда же привезли кухню. Полк выставил пулеметы, а пулеметчики от пулеметов все ушли к кухне. Финские разведчики, которые за ними, очевидно, шли, это учли.
МЕХЛИС. Кухней не умеют управлять, а кухня выступает организатором.
ВАШУГИН. Правильно. Как только пришли к кухням, финские разведчики подошли и обстреляли, нанесли еще потери – человек 6-7. Затем по финнам был открыт огонь и этих разведчиков прогнали.
В чем дело? Дело в том, что основная беда наша состоит в том, что у нас разведка была плохо организована, не было хорошо подготовленных разведчиков и никогда нельзя было получить хороших данных от разведчиков.
Когда мы говорим относительно окруженных гарнизонов, мне кажется, надо различать тех, кто руководил этими гарнизонами, начальников окруженных гарнизонов и весь остальной состав. Нельзя говорить, что каждый окруженный гарнизон состоял сплошь из толстовцев, которые сидят и не сопротивляются, ждут, когда финны будут их расстреливать. Это неправильно. Мы знаем много случаев исключительного героизма, когда личный состав окруженного гарнизона крепко дрался с финнами. Нельзя сказать, что финны смотрели на окруженный гарнизон спокойно. Например, окруженный гарнизон в Уома часто подвергался обстрелу со стороны финнов; командный пункт 18-й дивизии был настолько обстрелян, что сейчас эта местность представляет жуткую картину.
В чем беда гарнизона? В том, что они, засев в окружении, не заботились о том, чтобы организовать там настоящую оборону. Когда мы получили Лемети-Южное после заключения мирного договора, стыдно было смотреть на то, какая там была оборона. В этом виноваты армейские начальники. Все знали, что финны здесь ведут наступление, все боялись окружения, все давали распоряжения, но никто не заставил 18-ю дивизию организовать оборону на своем пункте. Люди настоящих окопов не вырыли, землянок настоящих также не было. Землянки были такие: вырытая яма, затем стоймя поставлены еловые и сосновые вехи. Это было прикрытие от финского огня. Во всяком случае, было построено незначительное количество настоящих землянок. Приличные землянки с деревянными покрытиями были только у командира 34-й танковой бригады и командира 18-й дивизии. Все остальные находились в ямах, прикрытых сверху ветками. В результате одной миной финнам удалось убить 18-20 человек, которые находились в одной из этих ям. К счастью, нужно сказать, что они все-таки не так метко попадали.
Можно ли было вывести части из окружения? Я считаю, что до организации 15-й армии все-таки вывести из окружения 18-ю и 168-ю дивизии можно было, для этого были в распоряжении южной группы 8-й армии, правда последовательно, очень значительные силы. Было сосредоточено четыре дивизии: 60-я сд, 11-я сд, 72-я сд и 25-я мотокавдивизия. Тов. Штерн говорил о том, что не хватило нервов для того, чтобы собрать кулак. Это правильно, если бы дождались определенного сосредоточения сил, затем этими крупными силами ударили, конечно, можно было бы освободить.
Но я считаю, что причина неуспеха действий этих четырех дивизий, пытавшихся освободить попавшие в окружение наши гарнизоны, не только в том, что они вводились мелкими частями, а вводились в бой действительно крайне неумело. Приходил на машине взвод- взвод вводили в бой, приходила рота – роту вводили в бой, приходил батальон – батальон вводили в бой. Терпели большие потери, а эффекта не получилось. Но дело не только в этом, а дело в том, что была забыта одна истина, которую нам с тов. Мерецковым тов. Сталин перед началом войны крепко вдалбливал. Во-первых, мелкими отрядами не действовать, а действовать соединениями, крупным кулаком, а во-вторых, не дробить дивизии. Это не было соблюдено в южной группе 8-й армии. Дивизии не были использованы как дивизии и не были сохранены как настоящие дивизии. Приходила дивизия на фронт – эту дивизию немедленно расформировывали таким образом, что один полк этой дивизии передавали в другую дивизию, а из другой дивизии передавали полк в эту дивизию. В результате, когда формировалась 15-я армия, у нас ни одной дивизии, которая имела бы полностью свои части, не было. Все дивизии состояли из частей разных дивизий. Это нарушало управление, не давало возможности управлять своими дивизиями.
Эти дивизии вводились без достаточного использования артиллерии, 25-я кавалерийская дивизия – хорошая, она была в Ленинградском округе и дралась бы хорошо. Я считаю, что героизма она проявила очень много.
ГОЛОС. И 11-я дивизия хорошая.
ВАШУГИН. Не плохая дивизия, хорошая, отличная. Вообще плохих дивизий я не видел, когда по-настоящему ими руководили, когда по-настоящему организовывали бой. 25-я кавдивизия была введена так в бой: ночью сосредоточились сабельные полки, а артиллерия не подошла и все же, без артиллерии, кавалеристов бросили в бой. Они понесли потери не в контратаках противника, а именно потому, что они наступали на оборонительные пункты противника без артиллерийской поддержки. Здесь командир дивизии есть, он знает, как это дело было организовано. Было отсутствие настоящей организации боя.
Мне кажется, что большая беда южной группы 8-й армии заключалась в том, что управление в южной группе по-настоящему организовано не было. В Лодейном Поле находился зам. командующего комбриг Ларионов, который характеризовал мне управление этой группы следующим образом: «"Оно построено по принципу "соловья-разбойника". На дороге поставлен "соловей-разбойник" в ранге комдива, и то, что мне удается организовать в снабжении, он по мере своих сил дезорганизует. Он управляет следующим образом: "Стой, куда везешь?" – "В 11-ю стрелковую дивизию". – "Как? Там не надо". Причем угрожает, поворачивает и сваливает, что везли"».
МЕХЛИС. Он вам не договорил. Также поступали и с армейским имуществом.
КОВАЛЕВ. Ларионов отвечал за снабжение.
ВАШУГИН. По мере того как Ларионов организовывал, тов. Шумилов по мере своих сил дезорганизовывал, потому что он связи не имел ни с кем, и определял потребности частей по своему усмотрению.
Блокированные гарнизоны вели себя исключительно нервно и панически. Между прочим, тов. Курдюмов совершенно правильно указал на то, что на командном пункте 18-й дивизии панику больше всего и первым ввел Кондратьев – комбриг 34-й легкотанковой бригады. Бригада была неплохая и дивизия неплохая, а вот начальники оказались неподходящими. Кондратьев ставил вопрос о том, чтобы, не дожидаясь выхода 18-й стрелковой дивизии, самим идти и бросить материальную часть.