Зимняя война 1939-1940. И.В.Сталин и финская кампания
Шрифт:
СТАЛИН. Снабжать одно, а освободить -другое.
КОВАЛЕВ. Я подкрепления посылал, посылал снаряды.
СТАЛИН. Вы не деблокировали ни одного человека. Не деблокировали, так и скажите.
КОВАЛЕВ. Я оттуда вывез до 2500 раненых. Связь с дивизией была постоянной по льду.
СТАЛИН. И она в окружении вся так и осталась, ее освободила 37-я дивизия после вас.
КОВАЛЕВ. Это было уже 8 марта, когда 8-я армия перешла в наступление.
МЕРЕЦКОВ. Как же к окруженной дивизии снаряды подвозили?
КОВАЛЕВ. По льду.
МЕРЕЦКОВ. Раз подвозили, значит не окруженная.
КОВАЛЕВ. Она была окружена. Я пробил к ней дорогу. Но эта дорога находилась под огнем с берега и островов, и каждую ночь приходилось драться за пропуск обозов.
СТАЛИН. С перерывами иногда удавалось перетащить раненых, дорога находилась под обстрелом противника, дивизия не могла выйти оттуда. Вот это и называется, что не деблокировали. Она была деблокирована 37-й дивизией. 18-я дивизия погибла вся.
КОВАЛЕВ. 97-й полк был выведен. Он не собирался сам выходить и большого труда стоило заставить его выйти.
Я считаю необходимым ответить на выступление тов. Курдюмова следующее. Тов. Курдюмов говорил о том, что оперативное направление было избрано неверно, но тов. Курдюмов, по-моему, временно командовал 8-й армией, до того, как вступил в командование тов. Штерн, и потом являлся заместителем командующего и несет ответственность за оперативное направление.
КУРДЮМОВ. Нет.
КОВАЛЕВ. Заместителем командующего 8-й армией являлся, и потом в те дни, когда 18-я дивизия попала в тяжелое положение вы находились тоже в 8-й армии. В то время, когда тов. Штерн был вызван в Ставку, вы временно командовали армией и я, как командующий группой, был вам подчинен.
КУРДЮМОВ. Правильно.
КОВАЛЕВ. За оперативное направление вы также несете ответственность. Вы посылали мне приказания.
СТАЛИН. Он два-три дня замещал тов. Штерна и ничего, никакого плана менять не мог. Вы знаете, что тов. Курдюмов не мог менять плана?
КОВАЛЕВ. Я получал от него приказания и посылал ему донесения, я знал, что он командует.
СТАЛИН. Вы все время формально рассуждаете, в существо дела не вникаете. Когда командующий тов. Штерн был в Москве, тов. Курдюмов замещал его в течение 10 дней, менять планы он не мог, по существу он сидел на исполнении. Формально вы имеете право его обвинять, а по существу вы не правы.
КОВАЛЕВ. Я тоже не имел права менять план.
СТАЛИН. План у вас был плохой. Скажите по существу, хороший у вас был план или плохой?
КОВАЛЕВ. Тов. Сталин, до последнего времени я не имел возможности докладывать Ставке о той обстановке, в которой пришлось действовать в районе Питкяранта, докладывали без меня. Я не знаю, как докладывали тов. Штерн и Курдюмов.
СТАЛИН. Вы просили непосредственной связи с Москвой?
КОВАЛЕВ. Я получил связь с 12 февраля, только через месяц.
СТАЛИН. Вы имели возможность иметь связь через 8-ю армию, тем более, что был приказ, особой сводкой сообщить.
КОВАЛЕВ. От меня требовались соображения, я послал их по радио.
СТАЛИН. Вы куда-то зарылись в берлогу и ничего на свете не хотели признавать. От вас просят связи с Москвой, хотят вам помочь, а вы этого не делаете. По радио все ваши донесения 8-й армии перехватывали, как Париж, так и Лондон. Вас просили связаться непосредственно. У вас была вся связь и проволочная и радиосвязь, а вы отмалчивались.
Тов. Ковалев, вы человек замечательный, один из редких командиров гражданской войны, но вы не перестроились по-современному. По-моему, первый вывод и братский совет – перестроиться. Вы больше всех опоздали в этой перестройке. Все наши командиры, которые имели опыт по гражданской войне, перестроились. Фролов хорошо перестроился, а вы и Чуйков никак не можете перестроиться. Это первый вывод. Вы способный человек, храбрый, дело знаете, но воюете по-старому, когда артиллерии не было, авиации не было, танков не было, тогда людей пускали и они брали. Это старый метод. Вы человек способный, но у вас какое-то скрытое самолюбие, которое мешает вам перестроиться. Признайте свои недостатки и перестройтесь, тогда дело пойдет.
КОВАЛЕВ. Есть, тов. Сталин.
КУЛИК (председательствующий). Слово имеет тов. Проскуров.
Докладываю некоторые выводы по опыту и состоянию работы разведывательной службы Красной Армии. Разведке в выступлениях многих командиров доставалось как будто больше всего.
СТАЛИН. Нет, еще будет.
ПРОСКУРОВ. Я бы был очень рад, чтобы разведку, начиная с сегодняшнего дня как следует потрясли, обсудили. Всякими вопросами занимались, а разведкой мало.
Что мы знали о белофиннах? Мы считаем, что для общих расчетов сил подавления противника разведка имела необходимые отправные данные. Разведка эти данные доложила Генштабу. Это не заслуга теперешнего состава Разведывательного управления, так как основные данные относятся к 1937-1938 гг. Мы знали к 1 октября 1939 г., что Финляндия создала на Карельском перешейке три оборонительных рубежа и две отсечных позиции. Первый оборонительный рубеж, предназначенный для частей прикрытия, располагался непосредственно около границы и упирался флангами в Ладожское озеро и Финский залив, имея в длину [более 100]. Его укрепления состояли главным образом из сооружений полевого типа: окопы стрелковые, пулеметные, артиллерийские. Были и противотанковые сооружения. Имелось также небольшое количество железобетонных, каменных и деревоземляных точек, общая численность которых доходила до 50. Это так называемое предполье.
Второй оборонительный рубеж, который был известен разведке на 1 октября.
МЕХЛИС. Какого года на 1 октября?
ПРОСКУРОВ. На 1 октября 1939 г. Второй оборонительный рубеж начинался от Финского залива и проходил через Ремнети, Сумма, Мялькел и другим пунктам и далее по северному берегу Суатоярви. Общая система обороны строилась на создании 13 узловых сопротивлений, так называемых центров сопротивлений по использованию рек и озер.
Третий оборонительный рубеж был представлен узлом сопротивления в районе Выборга, в котором имелось до 10 артиллерийских железобетонных точек. К 1 октября 1939 г. было установлено наличие в укрепленных районах до 210 железобетонных и артиллерийских точек. Всего было 210 точек. Эти точки нанесены на схемы, был альбом, который, как говорил сам тов. Мерецков, все время лежал у него на столе,