Зимняя война
Шрифт:
В 14.00 я вошел в здание Банка Финляндии, чтобы встретиться с Рюти. Именно в этот момент из Стокгольма позвонил Эркко. Он сообщил, что сегодня в одиннадцать часов утра мадам Коллонтай передала через министра иностранных дел Гюнтера, что Финляндия должна в течение двух дней дать свой ответ на советские условия. Эркко спросил Гюнтера, должны ли мы считать это заявление ультиматумом, поскольку в нем был точно обозначен временной предел. Гюнтер ответил, что он так не считает. Мадам Коллонтай также сообщила, что она передала меморандум Рюти в Москву по телеграфу.
В 15.00 собрался Государственный совет, чтобы
Я сделал подробный обзор всей информации и завершил свой доклад словами о том, что ситуация требует принятия решения. Мы долго ждали помощи, но в настоящий момент совершенно одиноки. Вспомогательные силы Запада не смогут оказать решающего эффекта в ходе войны, они только затянут конфликт и вовлекут нас в большую войну. По моему мнению, решающее значение имела позиция Швеции, которая не разрешила транзит войск. Теперь у нас нет выбора: мы должны принять выдвинутые условия, какими бы тяжкими они ни были. Россия добилась того, к чему она стремилась; но мы добились отречения России от правительства Куусинена.
Кивимяки рассказал о своей поездке. Он побывал в Стокгольме, Осло и Копенгагене, пытаясь понять настроения в этих странах и склонить их к отправке помощи. Нет никакой надежды, что Швеция окажет нам помощь своими вооруженными силами. Она также не дала согласия на транзит западных войск.
В ходе своей поездки в Берлин Кивимяки выяснил, что финская война была нежелательна для Третьего рейха, поскольку нарушала поставки из СССР в Германию. Германский народ благожелательно относился к Финляндии, и вступление Швеции в войну не противоречило бы интересам Германии. Тем не менее в Германии считали, что немногочисленные вооруженные силы Швеции были совершенно недостаточны для обеспечения перелома в войне.
Вальден доложил о положении на фронте, сказав, что ситуация там весьма серьезная. Возникла оживленная дискуссия, показывающая мне, что острота вопроса достига решающей фазы.
Премьер-министр Рюти безоговорочно присоединился к моему мнению. С его точки зрения, легкомысленно ждать чуда в сфере международной политики, поэтому мы должны заключить мир даже на самых жестких условиях.
К этой позиции присоединились Котилайнен, Паасикиви и Хейккинен.
Ньюкканен и Ханнула жестко возражали против заключения мира на продиктованных нам условиях.
Президент Каллио в своем заявлении сказал, что положение трагическое. Лига Наций единогласно обещала помощь. Швеция и Норвегия тоже проголосовали за это решение, но теперь они не хотят позволить другим странам помочь нам. Ужаснее всего то, что правительство, заключив мир на этих условиях, не будет иметь за собой единой нации. По мнению президента, следовало узнать точку зрения маршала Маннергейма. Это отнюдь не значит, что правительство прячется за спину маршала; но следовало выяснить его мнение, чтобы сохранить дух единства.
Я напомнил, что на следующее утро нужно представить согласованную позицию кабинета министров на комиссии по внешнеполитическим вопросам парламента. В тот же день вечером вопрос должен быть передан на рассмотрение парламентских фракций, а утром 1 марта — на рассмотрение всего парламента.
Решили, что премьер-министр Рюти, министры Борн, Фагерхольм, Хейккинен, Сёдерхельм и генерал Вальден должны срочно выехать в ставку для консультаций с главнокомандующим, чтобы вернуться в Хельсинки утром.
Когда мы рассматривали вопрос о заключении мира, появился посол Франции, выразивший надежду французского правительства на то, что официальный призыв о помощи будет сделан немедленно. В то же время посол в Лондоне Грипенберг в своей телеграмме докладывал, что, по мнению британского правительства, отправка вспомогательных сил будет зависеть исключительно от позиции шведского правительства. Он был проинформирован лордом Галифаксом, британским министром иностранных дел, о том, что 26 февраля советский посол Майский просил его передать нам условия мира (которые были позже доведены до нас через Швецию), но Галифакс отказался это сделать. Такова была противоречивая ситуация.
Дальше события стали развиваться все быстрее. Следующий день, 29 февраля, оказался весьма насыщенным и важным.
Я попросил комиссию по внешнеполитическим вопросам парламента собраться на заседание в девять часов утра. В своем выступлении я изложил всю информацию о том, что произошло после последнего заседания 21 февраля. Ставка главнокомандования продолжала переговоры с представителями Англии и Франции по вопросу оказания помощи. 23 февраля мы получили советское уведомление об условиях для мирных переговоров. Переговоры со шведским правительством о вспомогательных силах дали отрицательный результат. Последняя новость — требование Советского Союза о принятии решения в течение двух дней. Кабинет министров еще не смог определить своего отношения к ним, но, тем не менее, хочет ознакомить комиссию по внешнеполитическим вопросам парламента с положением дел. Важно, чтобы парламентские фракции могли собраться этим же вечером и определить отношение парламентского большинства. Члены комиссии заявили, что, даже при нынешнем положении дел, они полностью поддерживают заключение мира на предложенных условиях. Резко отрицательную позицию занял только депутат Кекконен.
Поскольку не было возможности огласить перед комиссией позицию кабинета министров, комиссия решила снова собраться в 18.00. Было решено, что парламентские фракции соберутся на свои заседания в 19.00.
Я едва успел вернуться в свой кабинет, когда вошел британский посол Веркер. Он получил телеграмму от своего правительства, получившего сведения о намерении финского правительства обратиться к правительству Германии с просьбой о посредничестве для начала мирных переговоров. Британское правительство просило Веркера узнать, есть ли за этим что-то конкретное.
Я заверил его, что это только слухи. Я зачитал Веркеру телеграмму от Грипенберга, в которой высказывалась мысль, что слухи могли исходить из Рима.
Веркер. Как такое возможно?
Таннер. Думаю, я знаю, что произошло. Нам нанес визит граф Бех в качестве посланника итальянского министра иностранных дел Чиано. Он говорил с Рюти о том, что Италия может попытаться склонить Германию стать инициатором мирных переговоров. Рюти предоставил ему свободу действий в этом плане.
Веркер. Это объясняет возникновение слухов.