Зимопись. Путь домой. Веди
Шрифт:
К сожалению, век сабель еще не наступил. Бронзовая сабля называлась кривым мечом и весила намного больше, поэтому мой выбор пал на небольшой меч. Меньше вес – больше скорость.
Даже моя лучшая скорость удара вряд ли превысит скорость реакции Евы. Надо ловить момент. Удар достигнет цели в одном случае: когда Ева не заметит его, то есть отвлечется на что-то или будет надежно закреплена.
Шлемов братва не носила, то ли из презрения к смерти, то ли от непонимания, что голову защищать нужно тоже, то ли от знания, что защищать там нечего. В общем, моя голова осталась незащищенной, зато я обзавелся налобной повязкой, как у Поликарпа. Волосы перестали падать на лицо. Теперь их можно стричь реже. Или вообще не стричь. Тоже своего рода счастье.
На этом счастье закончилось, меня вернуло в жестокие будни, окунув туда самым неприятным образом. Снова придется юлить, выкручиваться или идти ва-банк. Ненавижу. Никаких нервов не хватит.
Уже знакомый жест Евы пригласил меня на примятое сено рядом с ней. После выхода из подземелья она не одевалась, ей было комфортно, и она никуда не торопилась. Задуманный и едва не начавшийся поход вновь откладывался.
Ева раскинулась передо мной в ожидании.
Но…
Она не потребовала раздеться! Ей нужно как в прошлый раз – погладить и помассировать!
Вспыхнувший энтузиазм сказался на эффекте. Я принялся за дело с таким пылом, что выказанные рвение и усердие в сочетании с умением принесли быстрый результат. Буквально за пару минут знания и навыки из невестория и кое-что привнесенное из моего мира заставили соскучившийся по ласкам объект покрыться мурашками, затем красными пятнами, а вскоре задрожать и выгнуться сначала навстречу моим рукам, а после – прочь от них, несших сладкую муку.
Все же, я взрывник, можно себя поздравить. Титул лучше сформулировать так: «Взрывник от безысходности».
«Опустошающее утешение» удалось. Несколько секунд содроганий закончились ступором, затем Ева с минуту пыталась отдышаться, и на меня ошалело вскинулись ее ресницы:
– Ты хорошо справляешься. Так даже Адам не умел.
– И что же – больше никто-никто?
Кажется, я слишком фамильярен. Как утверждала выдаваемая за шутку пошлость из моего мира, «постель – еще не повод для знакомства». Я исправился:
– Еве больше никто так не делал?
– У меня был Адам, зачем мне еще кто-то?
Ответ мне понравился. По предыдущему поведению Евы мне казалось, что ей все равно с кем и где. Ранее полученные о беляках сведения подтверждали эту теорию: главное для них – удовольствие.
Оказалось, не все так просто. Беляки (или конкретная Ева?) разборчивы. Им нужен напарник – один-единственный. Про них так и говорили: «Живут парами. Когда один умирает, второй может взять в сожительство человека» и «Подразделений в обычном понимании нет, у беляков есть "пара" и, если пара не справится, есть "все, кто смог собраться"».
На тех же принципах построена стая человолков. В идеале и у людей так же, но идеал, как известно, недостижим.
Хоть в чем-то я встал на сторону беляков. Любить одного независимо от факта, что есть кто-то лучший – это здорово. Напрягало другое. Смерть напарника вызвала лишь констатацию: «Адам умер» – и его место мгновенно заняла подходящая обезьянка (с точки зрения беляка), а Ева собралась в поход за новым Адамом.
О чем это говорит?
Понятия не имею. Одно знаю точно: понятие «любовь» в нашем понимании у беляков либо отсутствует, либо мне попался моральный урод. Точнее, уродка. Если о людях судить только по Иуде Искариоте, Далиле (она же Далида) и, например, жене Потифара Мемфис (она же Зулейха), то мнение тоже будет мерзким. А встреться какому-нибудь инопланетянину в качестве типичного представителя человечества киношный Ганнибал Лектор, впечатление о землянах останется такое же, как у меня от Евы.
Наверное, повременю с выводами. Вдруг остальные беляки – агнцы с нимбами, а мне попалось единственное в их роду тупорылое козлище?
Ой, как хочется верить. Но не верится. Будь остальные нормальными, люди не бежали бы от них как от чумы.
Кстати, выявилась новая информация. Выяснилось, что Адам – все же не брат, а муж, законный или гражданский. Тонкости беляческого семейного права еще предстоит выяснить.
А если (чем черт не шутит) Адам – сразу и муж, и брат? Чужая душа – потемки, а уже неведомые традиции – тем более. Египетские фараоны женились на сестрах. А джорджмартиновские Таргариены вообще на беляков похожи – и волосы белые, и все как один красавцы, и возможности у них круче обычных человеческих. А не вылезли ли беляки со страниц фэнтезийного мира? Однажды я читал про такое. И есть мнение, что все созданное нашим воображением существует где-то во Вселенной. И про религии так же говорят:когда много людей верит в одно и то же, оно материализуется и становится правдой. По этой теории Таргариены обязательно где-то существуют.
Все же, беляки – не Таргариены, Джордж Мартин со своей «Песнью льда и пламени» ни при чем. Беляки прекрасно горят в огне, а человеку, посмевшему вылить на голову беляка раскаленное золото, не поздоровится. Фэнтезийные миры откидываем, надо искать более рациональное объяснение.
За размышлениями я не заметил, как довольная Ева уснула. Поход вновь откладывался.
Я тоже вздремнул.
Первым приказом проснувшейся Евы было, естественно, не о лошадях, а о еде. Чтобы достать продукты, пришлось сдвинуть трупы с крышки подпола и пробираться туда зажав нос.
Второй приказ был тоже не о лошадях. Ева словно забыла, куда собиралась. Она вновь приказала себя ублажать.
Дело с отбытием затягивалось. Справиться с беляком в одиночку случай не предоставлялся, пришлось еще раз, а затем еще и еще работать «взрывником».
Так подопытные крысы, которым в отсек мозга, отвечающий за удовольствие, вживили электрод, без перерыва нажимают на включатель, пока не сдохнут от истощения. Роль электрода выполнял я, а надежда на истощение не оправдалась. Еда и сон быстро восстанавливали Еву для новых раундов, причем иногда хватало одного или другого. Пищу готовил и приносил я, Ева проводила это время в ленивой неге и одиночестве – валялась на сене, глядя в небо, дремала или наблюдала за мной. Я боялся очередного «Хватит глупостей, хочу по-другому». К счастью, Еве нравилось именно то, что я делал руками, а от остального, чем в предыдущие дни обильно обеспечил Рябой, она, возможно, устала. Или Рябой перестарался именно в этом плане, и во фразе «Эта обезьяна слишком много себе позволяла» главным являлось «много». Не знаю, что творилось в голове Евы, нормальному человеку этого не понять. Пока же меня устраивало, что определенную черту перейти не требуют, и каждый раз я старался мощнее вывести Еву из строя – более сильными ощущениями и на более долгий срок. Делать приятное тому, кого не любишь – тяжкий труд. А если объект приложения сил еще и ненавидишь всем сердцем…
До сих пор я твердил, что не хочу быть царем, теперь добавлю: и содержанцем. Это тяжело и противно физически и до конца жизни будет тяжело и противно на душе.
– Новый Адам меня не убьет? – спросил я следующим вечером, когда Ева была в особенно хорошем расположении духа: с закатившимися глазами и открытым ртом, которому не хватало воздуха.
Посторонних разговоров она не любила, и за парочку вопросов я едва не поплатился жизнью. Спасло то, что других слуг поблизости не было, а тратить время на их поиски Ева не хотела. Ей было хорошо здесь и сейчас.