Зимовка на «Торосе»
Шрифт:
Для того чтобы сделать прорубь площадью в один квадратный метр, пришлось затратить четырем человекам не менее трех с половиной часов.
Однако «сила солому ломит», « первая суточная гидрологическая станция в проливе Матисена началась. Наблюдения шли совершенно нормально, и через 25 часов мы потащили свой лагерь к мысу Скотт-Гансена на острове Нансена. Здесь с таким же трудом была вырублена прорубь, и мы, сделав передышку на пару часов, начали новую серию наблюдений. Над палаткой часто пролетали одиночные чайки. Уже не весна, а лето входило в свои права. Пробуждение природы сказывалось во всем и особенно на нас самих. Исключительно трудные переходы по мокрому и вязкому снегу утомляли наши ноги, но руки и голова жаждали деятельности. Мне приходилось
Таяние снега в бухте Ледяной.
Наши переходы были почти «сверхвозможными». Мокрые сапоги уподобились тяжелым кандалам на ногах, и мы их сменили на обыкновенные ботинки. Шагая по снегу, имевшему в толщину более полуметра, наши ноги выше колен постоянно оставались вымоченными в ледяной воде, и все же переходы продолжались изо дня в день.
Хороши летние полярные «ночи»! Выйдешь из палатки, и грудь глубоко-глубоко вдохнет в себя чистый, приятный воздух. Вокруг тихо, и лишь изредка крикнет какая-нибудь птица или прошуршит сорвавшийся с высокого сугроба подтаявший комок снега. Все как будто бы спит, но это не больше чем сладкая дремота. Хорошо, сказочно хорошо в летнюю полярную «ночь»!
Я только что опустил вертушку в воду и вышел из палатки, как меня позвал Сергей Александрович, с которым мы вдвоем несли вахту.
— Сядьте тихо и посмотрите в прорубь, что там делается, — проговорил гидрохимик.
Я ничего не видел, кроме зеленоватой воды, в которой иногда проплывали крошечные живые существа, напоминавшие миниатюрных медуз.
— Там ничего нет.
— Тише, подождите!
Через несколько времени что-то большое и темное заслонило на миг пучину моря, и вдруг на меня уставилась из проруби усатая физиономия с выпученными немигающими глазами. Я даже вздрогнул от неожиданности.
— Фу, чорт! Нерпа!
При звуке моего голоса животное стремительно ушло в глубину, толкнув трос, на котором была опущена в воду вертушка. Минут через 10—15 нерпа снова сунулась к нам в прорубь в то время, когда прибор находился на совсем небольшой глубине. Я попробовал качанием троса спугнуть любопытного зверя, но не тут-то было. Нерпа ненадолго ушла под лед и вскоре опять засновала у прибора. Несколько минут мы наблюдали за этим странным существом с почти человеческой головой, но в конце концов были вынуждены пустить в дело оружие, так как наша вертушка определенно сделалась для нерпы забавой.
21 июня мы уже заканчивали четвертую суточную станцию у входа в пролив Фрама, как вдруг весь снег на берегах начал так бурно таять, что весь архипелаг огласился громким шумом многочисленных водопадов. В это же самое время нам пришлось наблюдать интересное явление в морской воде в проруби. Сначала вода из чистой сине-зеленой быстро сделалась мутной, потеряв всю свою синеву. В следующий момент извлеченная из воды вертушка оказалась покрытой снежной ледяной корой, так что нам с трудом удалось открыть ее компасную коробку. Внутри последней тоже оказался лед в виде какой-то творогообразной массы. Присмотревшись внимательнее к воде, мы обнаружили, что вся она была буквально насыщена льдом в виде тончайших пластинок, каждая площадью в несколько десятков квадратных сантиметров. Извлеченная из воды пластинка напоминала своим строением морозные узоры на стеклах наших окон, но только без кривых линий; весь их причудливый узор был начертан как бы тончайшим рейсфедером. Это скопление льда и обусловило почти моментальное изменение окраски воды. Измерение температуры показало, что она осталась почти без всяких изменений.
Причиной этого чрезвычайно любопытного явления, повидимому, было огромное количество пресной воды, попавшей с гор под лед в морскую воду. Последняя имела температуру ниже —1°, и, следовательно, пресная вода моментально превращалась здесь в лед. Почему именно это замерзание вылилось в форму тончайших ледяных пластинок, сказать было трудно. На наших глазах часть пластинок образовала скопления, напоминавшие фантастические цветы. Наблюдение над течениями пришлось прекратить. Талая вода уходила не только под лед, но так же стремительно шла и поверх него. Мы попали в своеобразное наводнение на льду. Надо было срочно эвакуироваться…
В бухте Ледяной бурное наступление лета сказалось еще сильнее, чем в проливах. Со всех сторон в бухту устремились широкие потоки воды, прокладывавшие себе путь через толстый слой снега. Происходила титаническая борьба между холодом и теплом, так как голой земли еще почти не было видно нигде, а настоящие реки и водопады уже оглашали все вокруг. Интересно, что снег, где бы он ни находился, на земле или на льду, имел под собой слой мутножелтой воды.
Ходить по такому покрову было весьма неприятно, ибо абсолютно нельзя было предугадать, что скрывал под собой снег: просто ровную тундру или глубокую яму, доверху наполненную ледяной водой.
На «Торосе» были все в сборе; развернулся весенний ремонт корабля. Снег со льда сошел буквально в несколько дней, и образовавшееся огромное количество талой воды в виде многочисленных ручьев прокладывало себе путь к случайным отверстиям во льду по промытым в нем глубоким каналам. В своем стремительном беге вода так размывала лед, что в нем то тут, то там стали появляться промоины, в которые потоки воды устремлялись с новой силой.
В дни с 23 по 30 июня весь лед бухты Ледяной и пролива Паландера скрылся под сплошным слоем талой воды, толщиной сантиметров в 30—40. Можно было подумать, что во всем архипелаге простиралась чистая вода без единой льдинки. Недалеко от правого борта «Тороса» образовалась особенно большая промоина, в которую шла вода чуть ли не со всей площади льда бухты.
Вам приходилось, конечно, видеть ребят, плещущихся в огромных лужах после хорошей летней грозы. Право же, наши зимовщики в первые дни появления талой воды на льду мало чем отличались от этих ребят. И боцман, и старший механик, и гидрограф, и матрос с одинаковым усердием прыгали через стремительные ручьи во льду, устраивая различные запруды, и проделывали для них новые каналы.
Огромное количество пресной воды позволило «торосовцам» выстирать брезенты и паруса. Работа кипела. Сам «Торос» прихорашивался: все мылось, чистилось, подкрашивалось. Палуба освободилась из-под слоя угля, золы и шлака, и по ней впервые в этом году забила мощная струя из брандспойта. Мачты корабля снова обросли многочисленными снастями. Внутри судна также шла усиленная мойка и окраска. «Торос» вновь превратился в такого же красавца, каким он был в Архангельске.
В первые дни июля талая вода в бухте сошла под лед. Поверхность бухты оказалась испещренной бесчисленными каналами, часть которых была промыта насквозь. Хождение по такой поверхности было не легче, чем по снегу, так как островки между каналами имели площадь не более 3—5 шагов в длину и ширину. Для того чтобы пройти по такому льду, надо было либо все время прыгать, либо брести в брод через каналы.
Разведав возможности возобновления работы, мы выяснили, что в проливах вокруг острова Боневи на льду еще стоят сплошные озера талой воды и что путешествие по ним сопряжено с большими трудностями, так как местами слой воды достигает полуметра. Доктор и ревизор, ходившие в разведку, вернулись увешанными… гусями. Этой птицы оказалось такое огромное количество, что настрелять ее не представляло почти никакого труда. За ужином на «Торосе» шел летний пир горой. Гуси оказались прямо на-славу.