Зимовка на «Торосе»
Шрифт:
Затянувшаяся стоянка в бухте Ледяной начала надоедать. Утром 11 августа винт «Тороса» заработал. Началось обычное форсирование льда с нескончаемыми переменами ходов; о лавировке думать еще не приходилось; мы с трудом смогли только дробить канал на ширину нашего корпуса. Сначала дело кое-как шло, но, пройдя кабельтова три, «Торос» встретил такой лед, что при ударе просто отскакивал от него. Пришлось стать на ледовый якорь. Над архипелагом почти все время стоял туман.
Так прошел еще один день. 13 августа утром ко мне в каюту зашел Виктор Александрович.
— Ну, Николай Николаевич,
— Поздравляю, дорогой. Значит перешагиваем в новый этап работы. Как-то встретит нас эта навигация?
— Мы ее сами постараемся как следует встретить. Корабль у нас — золото, а ребята на нем — лучше и желать нечего. С зимой справились, ну а с летом справиться нам просто по штату положено. Пошли на мостик!
Утро было пасмурное; тянул легкий, сравнительно теплый ветерок. Поперек пролива Паландера выросла гряда торосов высотой с полметра. Лед двигался всей массой; на вершине тороса нет-нет да и отрывалась какая-нибудь льдина и с шумом скатывалась вниз.
— Подождем, пока ледок успокоится, и в путь дорожку, — решил капитан, с любовью оглядывая свой корабль, блиставший свежей окраской и надраенной палубой.
На всем корабле царило оживление, как в большой праздник. Нам предстояли еще большие бои, и к ним коллектив шел с абсолютной уверенностью в победе. Лед продолжал медленно двигаться по проливу, то открывая крошечные полыньи, то нагромождаясь в торосы. Только на следующее утро заработал главный мотор корабля. С невероятным упорством сдавал свои позиции ледяной покров; «Торос» шаг за шагом двигался вперед. После семи часов работы мы обогнули мыс Гнейсовый и вошли в лед пролива Паландера.
— Прощай, Ледяная, голубушка! Спасибо за приют и гостеприимство, — низко поклонился в сторону покинутой бухты старший механик.
— Что, Григорьевич, грустно со своей деревней расставаться? — спросил его один ив штурманов.
— А вы думали как же? Ведь шутка-шуткой, а одиннадцать месяцев я здесь прожил.
— Верно, Григорьевич, правильно говоришь, — подтвердил боцман. — Бухта хорошая, и жили мы в ней хорошо. Помните, Николай Николаевич, я вам на собрании осенью еще говорил, что хорошо зимовать будем. Ведь по-моему вышло.
— По-твоему, боцман. Я зимовкой доволен.
«Торос» проходил траверз бухты Каменистой. Впереди за мысом Северным синела чистая вода. Прошло еще около часа, и наш красавец, рассекая форштевнем изумрудную воду, семиузловым ходом направился к северу. Буквально все, кроме вахтенного механика, находились на палубе, любуясь открытым пространством воды и быстрым движением корабля. Динка, навострив уши, виляла хвостом, как бы разделяя всеобщую радость и оживление.
Результаты весенней охоты.
Арктика, однако, еще не сдалась. К нашему огромному удивлению мы не видели того льда, который покрывал архипелаг зимой; не было и сплошных весенних проталин. Нас окружали неизвестно откуда появившиеся громадные торосы, засыпанные глубоким, не тронутым солнцем снегом. Чистая вода, по которой шел «Торос», оказалась громадной треугольной полыньей, расположенной в пространстве, ограниченном линиями между мысами Скотт-Гансена, Вегой и Северным. Мы быстро обошли ее границы и везде видели только многолетний торосистый лед. Исключение составлял лишь пролив Свердрупа, где сохранился годовалый лед. К его кромке на чистой воде стал «Торос» на первую ночевку навигации 1937 года.
Далеко на горизонте, под островом Герберштейна был виден стоявший на месте «Ермак». Ледокол, повидимому, успел обогнуть остров Русский с севера и теперь выжидал разрежения льдов в южных проливах архипелага.
15 августа с утра над нами закружился легкий разведочный самолет с «Ермака». Пролетая над кораблем, летчик сбросил нам вымпел, но немного не рассчитал и попал в воду. Вымпел с грузом камнем пошел на дно. На запрос по радио «Ермак» ответил, что послали нам комплект газет. Досадно было, что посылка ушла на дно. Граница нашей полыньи оставалась в прежнем положении, и мы до получения возможности двигаться к острову Пилота Алексеева занялись определением и уничтожением девиации компасов. Снова опустился густой туман, лишь изредка прерываемый узкими просветами.
Вдруг в тумане начал слышаться характерный гул самолета.
— Вот это номер! Самолет в воздухе и в такой туман, — искренно удивился Виктор Александрович. — Наверное опять с «Ермака», но куда же его понесло в такую погоду?
Гул мотора самолета усилился, и вдруг мы услышали крик с кормы:
— Вон, вон он! Садится на воду, к нам идет!
Действительно, откуда-то с востока из пелены тумана вынырнул гидроплан и явно шел на посадку в полынью, в которой стал «Торос».
— Да ведь это же Махоткин на «Н-25»! Ну и ну! — и с укоризной и с явным восхищением раздались голоса среди «торосовцев».
— Ну, конечно, Василий Михайлович! Вон и рукой машет. Давайте на лед человека три, он пришвартуется — помочь надо. На камбузе! Горячего кофе приготовить! — распорядился капитан.
Гидроплан подошел к кромке льда, с него бросили матросам конец, и вот среди нас коренастая улыбающаяся фигура Василия Михайловича, пожимающая десятки протянутых к нему рук.
— Здорово, здорово, ребятки! Ну, что же, с окончанием зимовки вас! Николай Николаевич, привет!
— Здравствуйте. Каким же вас ветром в такой туман занесло сюда?
— Нельзя, видите ли, сидеть на базе, коли кораблики во льдах толкаются. Наше дело такое. Туманчик, — чорт его раздери, — плохо с ним. Летишь, и все впустую, в прогалинку иногда что-либо увидишь — тем и живешь. Вот я и вас в «дырочку» увидел, ну как же, думаю, старых знакомых не поздравить с выходом в плавание.
— Спасибо, что навестили. Идемте горячего кофейку вышить, да разрешите и экипажу вашему погреться, а за «птицей» наши ребята посмотрят.
— Сейчас придут, и не пустые, а с подарками. Я ведь из Усть-Таймыра лечу, так мне там в кузов такой рыбы подсыпали… Журавлев наловил сегодня утром и наказал вам сбросить, ну а мы прямо из рук в руки передадим — вернее будет.