Злачное место
Шрифт:
– Даже… Тот самый Крысолов?
– Не могу знать, что вы имеете в виду, когда говорите «тот самый», но других людей с таким именем я не встречал и не советовал бы им так называться – некоторые люди и нелюди мной очень недовольны.
– Даже сейчас у меня за спиной, я думаю, не меньше трех человек, с удовольствием готовых вас зомбануть, – просветил Крысолова Хан.
– Как-нибудь в другой раз, спасибо.
Разговор становился все больше похожим на какую-то глупую шутку, однако парень терпеливо ждал, ничем не проявляя неудовольствия.
– Любите
Парень тем не менее его, как видно, понял, потому что просиял:
– А, вы догадались? Только мне всегда казалось, что отмечать количество боевых выбросов маленькой косточкой-сережкой в ухе как-то неудобно – попробуй разгляди эту кость, а уж сосчитать, сколько там костей, если больше хотя бы пяти, практически нереально. Да и выброс выбросу разница.
– У вас гораздо практичнее.
– Конечно. Синие, – он коснулся пальцем щеки, – это свой брат бандит, зеленые – вояки. Ну а красные – он слегка наклонил голову в сторону Крысолова, – ваши друзья-охотнички. Гражданских мы не отмечаем, – вежливо ответил он на невысказанный вопрос Артема, – щеки слишком малы. А кличка – нет, не отсюда. Я, видите ли, помимо Хайнлайна, еще и Яна читать любил, так что мне Тэмучжин очень нравится, равно как и Тамерлан.
– Ян про Тамерлана, по-моему, не писал, а вот за «фашистского Спартака», помню, лихо всыпал Джованьоли, обвинив несчастного итальянца во всех грехах и противопоставив ему Спартака революционного.
– Ну так то ж конъюнктура, – развел руками Хан, – хотя вообще-то идея, что Спартак у него в конце выжил, выглядит очень по-голливудски… но, я полагаю, вы не мои литературные вкусы хотели узнать и не систему рангов двадцать девятой зоны.
– Вы правы, Хан. Мы пришли поговорить за деревню.
Тот поморщился:
– Никогда не любил одесского жаргона. «Поговорим за жизнь», «что вы имеете сказать», «вы хочете песен – их есть у меня»… Я понимаю, немцы-колонисты и евреи, говорящие на идише, который суть тот же немецкий, в общем-то не шибко различали, где и как использовать предлог «fur», который в немецком означает и «о», и «за», и «для», и везде пихали свой «haben». Однако зачем же эту языковую безграмотность выдавать за некий шарм? А что касаемо деревни – что тут долго говорить? Деревня убила моих людей. Она виновата. Она умрет. Вся. Все.
– Хорошо, Хан. Я не буду «ботать» и постараюсь быть столь же лаконичным. Я – здесь, и со мной моя команда. Она сейчас в деревне. Если вы пойдете на штурм – мы будем драться за деревню. Будет много крови.
– Ну положим, крови я не боюсь, – вежливо ответил Хан. – Я ее когда-то сам переливал. Потом, правда, больше выливал. Из людей.
– И все же, Хан. Ваши люди тоже виноваты в том, что случилось. Артем, расскажи, – повернулся он к нему.
Артем постарался как можно четче рассказать о случившейся в прошлом году стычке. Хан внимательно его выслушал, но затем безразлично пожал плечами:
– Если бы я это знал раньше, возможно, все могло бы ограничиться выкупом, однако теперь это не имеет значения. Мои люди должны знать, что напавший на них будет уничтожен.
– И все же, Хан, – вновь повторил Крысолов, – прошу вас, подумайте еще раз. Ну что вам с этой деревни? Добра здесь никакого. Ну возмездие… а цена возмездия не слишком ли велика? Каждый из нас, а нас шестеро (Артем удивленно скосил глаза на Крысолова),
Хан, прищурясь, лениво двигал челюстями и молчал.
– Хорошо, – наконец сказал он, – я приму выкуп. И поскольку мяч сейчас на моей стороне – не надо торговаться, Крысолов. Цена окончательная, и я не буду ее обсуждать. – Он назвал цифру.
Артем похолодел: в деревне не было не то что столько, а и десятой, сотой доли затребованного Ханом.
Крысолов, однако, медленно кивнул:
– Согласен.
– И еще: после уплаты выкупа я не буду иметь никаких претензий к деревне, но вам, Крысолов, а равно и вашим людям, стоит убраться отсюда, поскольку я не люблю, когда мне мешают делать то, что я хочу делать. Если встретимся еще раз – будем воевать. Боюсь, что у вас появился еще один враг, несмотря на то что с вами, как редко с кем, можно обсуждать литературу. Ну и кроме всего прочего, вы не любите нелюдей.
Хан демонстративно сплюнул им под ноги то, что он жевал, и Артем с отвращением увидел, что это – кусок сырого мяса. Хан же улыбнулся, но в этот раз не губами, а опять-таки – демонстративно, широко открыв необычно большой рот, в котором, отливая красным, сверкнули заостренные зубы.
Артем слышал от того же Сереги-торгаша, что есть такие – жрущие человечину, и оттого становящиеся сильнее и быстрее. Но вот вживую увидеть такого… нет, скорее такую тварь ему довелось впервые.
– Нам надо время, – тихо сказал Крысолов. – Ты сам понимаешь, столько у нас нет.
– Мы уже на «ты», стоило увидеть, что не «Орбит» жую? – усмехнулся Хан. – Кстати, от кариеса это, – он кивнул на отвратительный кусок, – еще лучше помогает.
– Ладно, Хан. Мы соберем выкуп. И мы уйдем отсюда. Но я тоже скажу тебе, – Крысолов повысил голос, так чтобы его было слышно и в недалеких зарослях, – если после того, как мы уйдем, у тебя все же появится желание сделать так, как ты хотел сделать, – мы вернемся. И, наверное, не одни. «Никаких претензий» – значит, «никаких». И о нашем договоре станет известно не только в поселке, но и много дальше.
Хан удивленно поднял бровь:
– Мне что же, шефство потом над ними брать? А если, к примеру, их молния подожжет? Или их зомби бродячие перекусают?
– Ты знаешь, о чем я: если «молния» будет рукотворной, а зомби забредут сюда не случайно – я приду.
Хан смотрел, уже не улыбаясь.
– Я пока еще и выкупа не видел, – сказал он внешне спокойно, но Артем заметил, как напряглись его мощные жевательные мышцы, сразу сделав из приятного в общем-то лица страшноватую морду. – Вот после уплаты и решим все вопросы. А пока что… Неделя. Здесь. – Он повернулся и пошел к невысоким кустам.