Злачное место
Шрифт:
…Эдварду было трудно стоять, и он тяжело осел на корточки, а затем и вовсе завалился на бок, тяжело дыша. «Уже скоро», – отрешенно отметил Джон краем сознания, он по-прежнему находился в трех местах – здесь, возле костра у подножия Улуру и в незапамятной дали времен…
…Люди знают теперь, как опасны громадные ящерицы, но хорошо хоть то, что от них никто не убегает. Ядовитая слюна убивает людей не хуже, чем яд (тайпана?) змеи. С ящерицами борются, их сжигают, выпаливая огромные участки растительности, их уже значительно меньше. Но они все еще встречаются, хотя их уже не так боятся, как поначалу. Да, мертвецы оживают, – но только затем, чтобы ящерице легче было догнать и съесть неповоротливую добычу. Но однажды один охотник уходит слишком далеко от ящерицы и проживает слишком долго – настолько, что он даже добирается до племени. И в племени начинается… то самое, забытое слово… Умерший и восставший мертвец начинает кусать всех остальных, и они тоже умирают, и их нельзя убить… хотя нет, можно –
Ирригационные сооружения заносит песком, так что белые, когда придут на эту землю, с презрением отнесут здешних обитателей к низшей из низших человеческих рас, не способных ни на какую созидательную деятельность. Ошибаются: они созидают. Все эти годы, проходящие в бесконечной борьбе с «убивающими быстро», люди ищут средство, которое может помочь им в этой почти проигранной битве. И наконец находят: отвар листьев эвкалипта, еще нескольких редких трав, если это смешать и настоять, а потом пить, «убивающие быстро» становятся вялыми, если едят такое мясо, и их легче уничтожить. Такой напиток пьют старики и смертельно больные, чтобы потом их тела съели «убивающие быстро» и отяжелели, не смогли бы прыгать, как кенгуру, тогда можно сражаться с ними относительно на равных. Хотя проходит не одно поколение, и не один десяток жизней заберут «бывшие люди-сейчас – не-люди-не-живые-убивающие-быстро», пока последнему из них не раздробят голову и последняя же ящерица, корчась, не забьется в огне…
Джон вновь возвращается из далеких времен туда, на поляну возле Улуру. Уже утро, костер почти потух. Голова трещит, как после перепоя, но тогда он еще не знал, что такое перепой. В ней почти ничего не сохранилось от того, что он видел ночью, так, смутные обрывки – охота… звери… смерть… Так что до сегодняшнего дня все это находится в какой-то далекой глубине как нечто необходимое, но в целом – сейчас ненужное. Масса его сородичей так и прожили жизнь, не использовав никогда эту память и эти знания. А вот ему, похоже, придется вспомнить все…
Джон присел над умирающим Эдвардом. Тот шептал:
– Иностранец, с бумажником, он умер и ожил. Он укусил Тедди… и еще нескольких. Тедди ничего не понял. Он разъярился и ударил русского в висок… убил его… а потом испугался и увез его хоронить в пустыню, а потом все началось здесь… Я успел разбить головы четырем, пока меня не укусили. Но Тедди теперь «убивающий быстро»… Это теперь по всему миру – радио говорило… – Эдвард зашептал что-то совсем неразборчивое, глаза его уставились в точку куда-то за спиной Джона. Пару раз он глотнул воздух и медленно вытянулся. Джон Наматжира перевернул его на живот и принялся ждать – откуда-то он знал, что надо обязательно дождаться воскрешения Эдварда. Наконец Эдвард зашевелился, и Джон двумя ударами своего старого молотка расколотил ему затылок. Подтащив Эдварда к краю шахты, он столкнул тело вниз. «Может, твой скелет когда-нибудь тоже станет опаловым», – подумал Джон.
Следом за телом Джон швырнул вниз и недопитую бутылку пива – пить теперь будет некогда, да и с «убивающими быстро» лучше встречаться на трезвую голову.
Сжимая в руке свой молоток, Джон направился к поселку, пригибаясь, совсем как на охоте, так, как его учили в племени. Мешала хромота. По поселку бродило несколько оживших мертвецов, но их Джон не опасался: скрытая память услужливо подсказала, что до тех пор, пока они не съели мяса весом в несколько фунтов, они так и останутся медленными. Еще несколько трупов, по-видимому, убитых Эдвардом, лежало в разных концах улицы. Этих уж точно не надо бояться. Вот Тедди – другое дело… Над одним из домиков мелькнула быстрая тень, и Джон замер, как и положено настоящему охотнику австралийской саванны. Тедди и при жизни был довольно-таки здоровым мужиком, а сейчас, нажравшись человечины, стал еще больше. Поводя уродливой мордой из стороны в сторону, Тедди, вернее, та тварь, что была им когда-то, сидела на крыше одной из хибар и, казалось, прислушивалась к творящемуся внутри. Из домика донесся детский плач, внезапно быстро оборвавшийся, но Тедди этого хватило – он вцепился рукой с короткими толстыми когтями в лист кровельного железа и оторвал его так же легко, как, бывало, живой Тедди срывал кольцо на банке с пивом. Внезапно изнутри грохнул выстрел, и Тедди громадным прыжком метнулся с крыши в сторону. Мертвецы, тупо бродившие по улице, потянулись на выстрел и принялись колотить руками в дверь и маленькое окно. Наверное, там Элизабет и мальчик, подумал Джон. У Элизабет есть ружье, но долго ей не продержаться – рано или поздно она отвлечется на мертвецов снаружи, и Тедди попадет-таки внутрь. И кроме того, мертвым не нужно ни спать, ни отдыхать, ни есть, ни пить, – а живым все это надо…
«А чего ты вообще решил спасать этих белых? – внезапно ожил внутренний голос. – Разве не они заняли земли твоих отцов? Разве не они убивали твоих сородичей, травили их, как диких зверей? Травили в самом натуральном смысле – ядом, потому что туземцы ведь не люди? Разве не они загнали уцелевших в резервации? И разве не твоих родителей, Джон Наматжира, они отняли в свое время от их родителей, чтобы воспитывать их отдельно, в интернатах – о, из самых лучших побуждений, чтобы приобщить дикарей к культуре, «забыв», правда, дать им потом хотя бы гражданство, как забыли они дать его и тому, знаменитому Наматжире, – даром, что он получил медаль из рук королевы…» Джон стиснул крепкие зубы. Все это было правда. И все же ни один человек не заслуживал участи быть сожранным «убивающим быстро». И кроме того, Элизабет дала ему бутылку пива. А Уильям никогда не смеялся над ним, даже когда это делал его отец… А когда там, в Афганистане, его подстрелили в колено, белый Нед Лепски тащил его, черного Джона Наматжиру, вовсе не потому, что он был лейтенантом. И не белые дали ему в руку бутылку с виски, когда его комиссовали из армии. Да и вообще сейчас, если это правда насчет всего мира, живым лучше держаться вместе, какой бы они ни были расы и цвета кожи… Голос хрюкнул что-то неразборчивое и заткнулся.
Посмотрев по сторонам, он увидел грузовичок с крытым кузовом, на котором Тедди ездил в город за покупками. Рядом стояло еще несколько машин, но Джон решил проверить сперва его – в пустыне лучше иметь что-то более проходимое, нежели легковушки. Оставалось, правда, еще надеяться на беспечность Тедди, привыкшего оставлять ключи в замке зажигания, поскольку красть машину посреди пустыни было совершенно некому и незачем. Джон осторожно прокрался к пикапу и, присев возле него, проверил, открывается ли дверь, – та отворилась. Нелегко, но отворилась, и Джон тайпаном проскользнул внутрь. Ключи были в замке, но, прежде чем завести машину, Джон пошарил в ящике для документов – так и есть, Эдвард не соврал тогда, когда клялся, что видел, как Тедди клал в ящик пистолет. Кольт в глубине ящика даже не нагрелся, и холодок металла приятно освежил ладонь, когда Джон проверил – заряжена ли «пушка» Тедди. Ну вот теперь, наверное, пора… Джон осторожно приподнялся на сиденье: мертвяки по-прежнему колотились в дверь – щели там были здоровенные, и они реагировали на движения внутри домика. А может, и на запах живых людей. Сколько их? Трое. Так, теперь, чтобы не терять потом времени, он открыл противоположную, левую дверь, ну пора… Джон повернул ключ в замке, мотор завелся сразу – Тедди все же за машиной смотрел. Резко рванув с места, Джон постарался набрать скорость побольше и сбил бампером одного из ходячих мертвецов – старого Эйба, просидевшего здесь двадцать лет. Раздался противный хруст, ноги Эйба исчезли под капотом. Двое остальных мертвецов не торопясь повернулись в сторону Джона, и он всадил каждому по пуле в голову.
– Кто в доме живой, выходите, быстро, – крикнул он, смотря по сторонам и вверх: помня о скорости «убивающих быстро», зевать себе дороже. За дверью несколько мгновений было тихо. Затем щелкнул ключ, и она распахнулась. В дверном проеме стояла Элизабет, держа в руках ружье, причем так, что Джон улыбнулся, несмотря на всю напряженность момента: приклад Элизабет упирала не в плечо, а держала под мышкой так, что он торчал сзади.
– Дверь открыта, – крикнул он Элизабет, та кивнула и вытолкнула вперед мальчика. Тот, широко раскрыв испуганные глаза, бросился к машине и вскочил внутрь.
– Не закрывай дверь, – успел крикнуть ему Джон. Уильям проскользнул по сиденью, следом за ним бросилась и Элизабет. Темная, воняющая ацетоном туша свалилась с крыши буквально в нескольких сантиметрах за ней, едва не задев когтями судорожно прогнувшуюся вперед спину. Даже в этот момент Джон успел подумать, что грудь у Элизабет очень даже красивая, а потом он высадил четыре оставшиеся пули – и, кажется, все же ему удалось попасть туда, куда нужно, и ухитриться не задеть при этом Элизабет. Потому что она, тяжело дыша, вскочила в машину, а то, что было когда-то Тедди Бронсоном, так и осталось лежать у дверей домика. Элизабет смотрела на него настороженно-испуганным взглядом. Слишком много случилось странных и непонятных перемен за этот день, и она никак не могла привыкнуть к его непривычному виду – за рулем мужниного автомобиля, с мужниным же пистолетом в руке, в то время как сам муж, превратившийся в чудовище из фильма ужасов, лежит на песке, оскалив страшные зубы.
Тем не менее она была сильной женщиной.
– Куда мы теперь поедем? – спросила она, отдышавшись. И довольно спокойным голосом.
– Нам надо добраться к Улуру… к Айерс-Рок, – подумав немного, ответил Джон.
– Зачем? – непонимающе воззрилась на него женщина.
– Там, на скале, в рисунках – вся история моего народа, – объяснил ей Джон. – И если я не ошибаюсь, там есть некоторые… э-э-э… старинные рецепты, которые могут нам сейчас помочь. И люди племени анангу, которые охраняют скалу, должны знать, где их искать.