Злаки Зодиака, или Ижица-файлы
Шрифт:
Старший, встав на цыпочки, раскрошил двумя пальцами деревянную кукушку в часах и со злой иронией бросил:
— Вознесся, — его ждали неприятные минуты оправданий перед Диной Матиевной.
А Храпунов, по карнизу перебравшись на соседний балкон, уткнулся носом в вывешенные капитуляционными флагами сырые простыни. Однако это чересчур напоминало недавно пережитые напряжные минуты! Вывернувшись из прилипчивых влажных тряпок, Максим осторожно заглянул в чужую квартиру сквозь стекло балконной двери, жаль, меж пышными гардинами нашлась только скупая щелочка, и глаза долго привыкали к царящему там сумраку. Кто здесь обитал, он не ведал — редко бывал дома и не стремился поддерживать
Предварительная разведка дала не так уж много информации: обстановка весьма не бедная, на стеклянном журнальном столике заложенная рекламным проспектом книга «Бесы» Федора Михайловича Достоевского. И никого, хоть в этом явь отличалась от приснившейся подляны.
Запор оказался не хитрым и, бесшумно помудрив с балконной дверью, Максим очутился в комнате. На цыпочках обогнув роскошный итальянский спальный гарнитур «Olimpia», [9] завлекательно застеленный атласным бельем, Храпунов заглянул в следующую комнату, его интересовал только выход из этих хором. Выход Максим за следующей дверью не обнаружил, но если бы только в этом заключались Юркины трудности.
9
в стиле позднего барокко
Эта комната не имела окон, и здесь правила бы совсем уж непроглядная темень, если бы не в двадцать ламп пылающая под потолком, да еще преломляющая огни тысячей хрустальных висюлек, чешская люстра. Одна из украшающих стены этой комнаты дверей явно скрывала ванну, и оттуда вместе с журчанием воды доносился афродизиачный женский голосок:
— …А фонари с глазами желтыми Нас вели сквозь туман. Любить я раньше не умела так Огненно, пламенно! В душе моей неосторожно Вы Разбудили вулкан!..Но песня предназначалась не Храпунову. Левым плечом к незваному гостю на кожаном пуфике от гарнитура «Zodiaco» орлом ерзало обнаженное по пояс лицо кавказской национальности. Средних лет, офицерские брюки с лампасами, на груди буйные заросли седой шерсти, на крючконосой физиономии такое выражение, будто гражданин способен по плеску воды сквозь запертую дверь ванной угадывать, какую часть тела сейчас моет вожделенная дама.
А на курчавом плече пороховая татуировка — сиськастая русалка, пронзенная бамбуком. Как тут не вспомнить, что зря Максим сачканул дежурство в противорусалочьем патруле?
На кресло от того же гарнитура был небрежно брошен майорский китель с регалиями воздушно-десантных войск и портупея, в которой просчитывался, черт побери, боевой пистолет.
Помоги мне, помоги мне! В желтоглазую ночь позови! Видишь, гибнет, сердце гибнет В огнедышащей лаве любви!— Выводила рулады под аплодисменты воды запершаяся сирена.
Максим еще не был стопроцентно уверен, что влип окончательно, хотя сон явно был в руку. Вернувшись назад, Храпунов
Жеваная бумажка противно-влажно шаркнула по выключателю, и все двадцать ламп под потолком дисциплинировано погасли, оставив в глазах стража слепящие круги. На цыпочках Храпунов скользнул к кобуре, его пальцы нашарили скрипучую гладкую кожу, только пистолет в кобуре уже не ждал его ласкового прикосновения.
Ствол уперся исаявцу в висок, и был он такой же студеный, как глаза смертельно больной Даши из сна. «Стечкин» — сделал безрадостный вывод Максим, при этом амулет на его шее вел себя совершенно индифирентно, никаких чар против нашего игумена не использовалось.
— Эй, ты кто такой здесь? — раздался над ухом Максима возмущенный голос с кабардинским акцентом.
— Водопроводчик, — нашел Максим время шутить.
Храпунова, не убирая ствола, поймали за грудки и грубо подтащили к стене. Здесь грудки отпустили, но ствол по прежнему продолжал подпирать висок, и кожа под ним отчаянно зудела.
Услужливо вспыхнули двадцать дочерних ламп люстры, лицо кавказской национальности брезгливо вытерло ладонь, которой нашаривало обслюнявленный выключатель, о брюки с лампасами.
— Эй, ты, такой, откуда здесь пришел? — стал сверлить глазами пленника восточный человек, — Зачем порог моего дома переступаешь? Говори, а то убивать буду!
Нам попугай грозил загадочно Пальмовой веточкой. А город пил коктейли пряные, Пил и ждал новостей.Оба, не сговариваясь, оглянулись на дверь ванной, на то и сирены. Хозяин положения свирепо почесал косматую грудь напротив сердца.
Вы называли меня умницей, Милою девочкой. Но не могли понять, что шутите Вы с вулканом страстей!— Ты сюда к Софье пришел? Она тебя звала?! — заподозрил самое худшее горячий восточный человек, ствол серьезней надавил на висок. И под ним зуд стал нестерпимей, чем если бы там паслась эскадрилья комаров.
— Я ваш сосед снизу, — проворно сменил легенду Максим, — вы здесь моетесь и в потолок стучите, а у меня протечка, и заснуть не могу. Я буду жаловаться! Из какой вы воинской части? я буду жаловаться вашему командованию!
Максим знал, что люди военные пуще попасть в плен боятся жалоб местного населения. Но дитя гор не струсил, а амулет дубово считал, что в коллизии мистика отсутствует напрочь.
— Нет, ты лжешь, я по глазам вижу, ты к Софье пришел. Молись, если веришь в своего Бога!
— А она красиво поет, — вдруг нашел время для комплимента Максим.
— Да, она очень красиво поет, — сатанея на глазах, согласился хозяин положения. — Она тебе уже пела?!
Вернулся тот подкожный шуг, который прессовал Храпунова во сне. Как тут не вспотеть? Ствол «Стечкина» соскользнул и остановился на щеке, но рука представителя гордого народа твердо вернула поцелуй смерти обратно.