Златоборье
Шрифт:
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Они пробудились одновременно от добродушного посапывания и причмокивания. Вокруг брезента паслись сорокакопытицы!
— Никудин Ниоткудович, — тихонько позвал Ной Соломонович.
— Вижу.
— Что делать?
— Спать.
— Да, спящих они, кажется, не трогают.
Иные сорокакопытицы подходили к брезенту, разглядывали людей всеми шестью глазами.
Стадо, кормясь, прошествовало в сторону ельника.
— Уходим! — вскочил Ной Соломонович.
—
— Ох! — сказал Ной Соломонович. — Уж очень всё-таки страшны. По останкам не мог определить, что это за существо, и теперь не знаю. То ли гигантская стронгилозома с мордой свиньи, то ли свинья с повадками тропической многоножки?
— Домой? — спросил Никудин Ниоткудович, складывая брезент.
— Как домой?! Мы должны обследовать место.
— У нас всего две фляжки воды, а через ряску надо целый день продираться.
— Это серьёзно… — согласился учёный, — но за озеро, на луг надо обязательно сходить.
Можно ведь и налегке, без вещей. Никудин Ниоткудович забросил на плечо ружьё, пристегнул к поясу фляжку.
— Идём, Ной Соломонович. На луга поглядим, и обратно. До ночи надо быть в лодке.
Шли берегом озера. Да какого озера! Вода стояла над берегами, как желе.
— Кувшинки! — обрадовался Никудин Ниоткудович. — Обыкновенные кувшинки.
Он наклонился над цветком, чтоб рассмотреть получше, но кувшинка вдруг закрутилась волчком и перелетела вместе с ножкой подальше от берега.
— Вот вам и обыкновенная, — только и сказал Ной Соломонович.
Разнотравье в лугах пламенело фиолетово-золотисто-розово!
— Вот они, бабочки! За всю свою жизнь столько не видел! — Никудин Ниоткудович покосился на Ноя Соломоновича. — Или опять подвох?
Подвох был. Бабочки не улетали. Они не могли улететь. Это их приросшие к стеблям крылья сделали луг праздничным.
Ступили на жёлтый ковёр, большой, круглый.
— Что за трава такая? — Ной Соломонович нагнулся, присмотрелся. — Запах чувствуете, Никудин Ниоткудович? Знакомый запах.
— Одуванчиками пахнет.
— Одуванчик и есть. Гигантский одуванчик. Какое раздолье для ботаников, зоологов!.. А это что такое?
Гадкое существо проковыляло и скрылось в траве.
— Ощипанная куропатка, определил лесник.
— Вот они, птицы Проклятого леса. Ползающие, безголосые птицы.
— Может, всё-таки вернёмся?
— Ещё сто, нет, двести шагов — и назад. Я сам считать буду. Видите слоновьи хоботы из земли и те ажурные беседки? Посмотрим и будем возвращаться.
Хоботы отливали серебром и склонялись перед пришельцами заученно, как в театре.
— Так и чудится, что имеешь дело с разумной
— Лопух, — определил Никудин Ниоткудович.
— Под таким лопухом вся ваша сторожка поместится. — Они прошли под лист. — Сухое, опрятное место.
— Ной Соломонович, — одними губами прошептал лесник, — поглядите, что за нами-то делается!
Ной Соломонович услышал похрустывание, увидел, что хоботы стремительно разрастаются, загораживая путь ажурной вязью: грибница! Самая настоящая грибница!
— Вперёд! И бегом! — скомандовал лесник.
Они рванулись из-под листа, но хода им уже не было.
— Нас пленили! — чуть ли не обрадовался Ной Соломонович. — Спокойно. В нашем положении нужно быть спокойным и уверенным в себе. Надо же, наконец, разобраться, что это за мир такой.
ЗАТОЧЕНИЕ
Жизнь под листом была и покойной, и даже сладкой. Медовые муравьи, величиной со спичечный коробок проложили дорогу по стеблю, а вернее сказать, по стволу лопуха вверх и за пределы ажурной решетки. Муравьи, раздутые, как бочонки, сами двигаться не могли, их носили на себе муравьи-работяги. Ной Соломонович научил Никудина Ниоткудовича добывать мёд и всё утешал его:
— Мёд муравьев питателен и полезен. С голода мы не помрём.
— А мне и жить-то не больно хочется после Проклятого леса, — сказал лесник. — Коли выберемся отсюда, ни одного учёного в Златоборье не пущу.
— Никудин Ниоткудович! Это, право, смешно. Хотим ли мы, не хотим, но двадцатый век — торжество науки.
Лесник схватил пригоршню земли, сунул под нос Ною Соломоновичу.
— Вот она, твоя наука. Погляди, что она родила! И что ещё родит? За какую вину земля испоганена? Ни рек, ни ключей, ни воздуха… Я просыпаться, бывает, боюсь! Пригонит тучку со стороны большого города, и вода с неба, с самого неба, возьмёт и сожжёт Зла-тоборье. Однажды уж пришлось вырубить полквартала. Это наших-то сосен!
Никудин Ниоткудович швырнул землю в решетчатую грибницу, оплетшую тремя кольцами их лопух. Что за чудо! Грибница пыхнула, как перезрелый дождевик, и перестроилась у них на глазах в огромные серые мухоморы.
— Уходим! — Никудин Ниоткудович выскочил из-под листа, но в то же мгновение грибы снова пыхнули, превратились в рой грозно гудящих шмелей.
— Мда! — сказал Ной Соломонович, отступая. — Без посторонней помощи нам, пожалуй, отсюда не уйти. Но что они хотят от нас? Кто они? Что означает это постоянное ночное разглядывание?