Златорогий череп
Шрифт:
– Вы с ума сошли, Ираклий! – воскликнул сыщик, вновь вскакивая на ноги. – Впрочем, чему я удивляюсь, это случилось уже давно. Неужели и вправду думаете, что я цинично взвешиваю шансы, решая эту проблему при помощи математики?! Отойдите от двери, иначе я высажу ее вместе с вами и даже пули меня не остановят. Прочь!
Сабельянов попятился, но пистолет в его руке не дрогнул. Равно как и голос.
– Признаться, вы меня разочаровали, – сказал он. – Я восторгался вашим живым умом, вашим умением по одной нитке угадать не только сюртук, но даже и то, что лежит в его карманах, – и поверьте, восторгался искренне. Считал, что мы с вами
Убийца вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
XXI
В семь минут сыщик добежал до почтовой конторы. Заперто! Оба замка английские, надежные, а сторожа отродясь не нанимали, поэтому стучи, не стучи – бесполезно. Не отворят. Мармеладов огляделся в поисках подходящего камня, потом тихо обругал себя за недогадливость: револьвер же в кармане! Железной рукоятью разбил стекло, дернул шпингалет и вот уже он в кабинете почтмейстера. Зажег керосиновую лампу и осмотрелся.
Никаких следов борьбы. Бумаги сложены ровными стопками. Карандаши остро заточены, а перья выскоблены до блеска. Обе чернильницы заполнены ровно до середины. Педантизм митиного бюро резко контрастировал с хаотичным созвездием клякс на столе у сыщика. В вопросах аккуратности сыщик всегда проигрывал приятелю: тот никогда не позволял себе появиться на публике в помятом сюртуке или нечищеной обуви, а уж по части посещения цирюльни Митя брал сто очков вперед – свои пышные усы он подстригал трижды в неделю…
Мармеладов перемахнул через подоконник, совершенно позабыв задуть керосинку. Ладно, не возвращаться же из-за такой ерунды… Оглядел пустые улочки. Извозчиков не видно. Впрочем, Сивцев Вражек недалеко, дворами проскочить даже удобнее.
Квартирная хозяйка скорчила недовольную гримасу, когда сыщик ворвался в ее комнату. Нет, спать она еще не ложилась, а вязала ажурную салфетку, но когда посторонний мужчина застает ее в очках и вульгарном чепце – это scandaleux! А если он при этом еще и не извиняется, но кричит с порога «Где Митя?»
– И не совестно вам? Напугали бедную женщину, – ворчала старуха. – Какой еще Митя?
– Жилец из мезонина.
– А, Дмитрий Федорович? Так там и был, сударь. В мезонине. Обедать спускался. Потом ушел по делам. Потом вернулся, я, признаться, не особо следила, но было это в половине шестого. Потом снова ушел и привел этих ужасных животных. Потом… Я думаю, ко сну отошел. Время-то позднее! – она укоризненно погрозила пальцем.
– Есть у вас ключ от его комнаты?
– Да, но это вопиющая бестактность…
Сыщик не дослушал, выхватил связку ключей из морщинистой руки и помчался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Щелкнул замком. Никого. Все чисто и прибрано на свои места. Ни кровавых пятен на полу, ни прочих ужасов.
– Митю навещал кто-нибудь этим вечером? – спросил он у подоспевшей хозяйки.
– Если вы намекаете на особ женского пола…
– К лешему их всех! Лысый верзила с ястребиным
– Нет. И перестаньте кричать, вы не в казарме! – возмутилась она вслед убегающему смутьяну. – Постойте! А что с лошадьми делать? Они же мне весь садик вытопчут…
В свете разбуженных окон серебрился конь в яблоках, на котором Митя приезжал недавно в Покровское-Глебово. Его любимец, трехлетний Гандикап. Рядом с ним переминался с ноги на ногу вороной жеребец. Оба взнузданные и под седлом. Мармеладов в погожие дни изредка выезжал с приятелем на прогулки, тот брал коней в эскадроне – для себя порысистей, а сыщику обычно приводил более спокойного. Но сегодня оба скакуна яростные, вон, как ноздри раздуваются! Попробуй-ка подойди…
– Ох, вы опять меня напугали! – хозяйка чуть в обморок не упала, когда нахальный визитер снова вломился в ее опочивальню. – Где ваши манеры, сударь?!
– Сахару дайте… Пожалуйста.
Пока вороной хрумкал угощение, Мармеладов гладил его гриву, заглядывал в глаза и тихонько приговаривал:
– Ну-ну-ну… Что же ты от меня шарахаешься, глупый? Давай скорее поладим, да поскачем добрых людей выручать.
Наконец конь перестал всхрапывать и закатывать глаза, позволил отвести себя к воротам. Сыщик вскочил в седло, не так лихо, как гусары, но все же с изрядной грацией. Прежде он скакать не любил, поскольку от бодрой рысцы жутко трясло, горе-наездник сползал то влево, то вправо, с трудом удерживаясь на спине коне. А тут сразу сорвался в галоп и оказалось, что на таких скоростях в седле усидеть гораздо проще. Как ни странно, но именно быстрая скачка позволяет человеку срастись с конем, стать единым целым. Мармеладов обломил тонкую ветку с яблони и нахлестывал, припадая к шее жеребца, колотил пятками в бока. Лишь бы не опоздать!
Вороной чувствовал его настроение и мчался вперед, почти не касаясь копытами земли. Редкие экипажи, попадавшиеся навстречу, жались к обочине, а кучера в ужасе смотрели на бешеного всадника. Через шлагбаум на Камер-Коллежском валу конь перепрыгнул, даже не сбавляя шага, чем вызвал переполох городовых и злые свистки в спину.
Мысли проносились в голове сыщика в столь же безудержном темпе. По всему выходит, Ираклий его обманул. Отправил в погоню за миражами, а сам тем временем проникнет в палаты Гребенщикова и убьет… Кого? Жертву, рожденную под знаком Тельца. Некстати вспомнилось, что и почтмейстер в этом проклятом Зодияке записан под тем же знаком… Нет, невозможно! Этого не должно случиться. Только не Митю…
Погодите!
Но ведь в особняке фабриканта прячется доктор. Ираклий о его существовании не подозревает, они ведь ни разу не сталкивались. Убийца попадет в ловушку, рухнет вниз и сломает ноги… Эх, лучше бы шею, но вряд ли так повезет! А в подвале Вятцев со своим ланцетом… Справится ли? Хватит у него сил и храбрости, чтобы добить…
Тпру-у!
Сыщик натянул поводья, замедляя бег коня. Неожиданное подозрение надвинулось, словно грозовая туча… Почему душегуб упомянул филипповские баранки, которые так понравились Мите в день первого визита к Гребенщикову? Это не может быть случайным совпадением. Нет-нет, Ираклий ни одного слова не проронит случайно. Стало быть, он сказал это нарочно. Дал понять, что слышал разговор в доме фабриканта. Убийца притаился где-то поблизости, может быть в том самом подвале, под паркетом, и теперь хвастал своей изворотливостью. Он знает про плиту-обманку и не наступит на нее.