Злая Русь. Зима 1237
Шрифт:
— Дорого же мне встали сомнения Евпатия…
Неужели князь уже знает о смерти Федора?!
Вновь короткое молчание, после чего следует очевидный вопрос, заданный, однако, с каким-то надрывом:
— Но чего же тогда в Пронск отправились?!
В этот раз слово взял я:
— Потому княже, что хоть боярин и не поверил словам поганого о семерых татарах на одного нашего ратника, но предположил, что ворог может действительно оказаться сильнее. И что победа в брани может достаться Батыю… Впрочем, с его слов и ты, государь, о том знал — или хотя бы догадывался.
После секундной паузы я продолжил:
— В Пронске же остался княжич — и, отправляясь к Михаилу Всеволодовичу с посланием Коловрата, мы хотели убедить его подготовиться к штурму с использованием пороков. Да призвать от его имени всех русичей, живущих на Прони, заготовить лесные убежища-зимовки на случай, если пойдут поганые по льду реки, побив Рязанскую рать… А по пути мы вызволили из полона татей лесных бродника, что с Дона шел — и тот слова татарина, с боя нами взятого, подтвердил во всем.
Князь помолчал некоторое время, а затем уточнил:
— Ну, а коли бы все так и вышло, и побили бы нас поганые прежде, чем упредили бы вы Всеволода Михайловича, то что дальше-то? Чтобы делали?
Мы с Кречетом переглянулись — дядька, судя по чуть побледневшему лицу и несколько растерянному виду, не нашелся, что сказать. Тогда я просто озвучил свои планы «на самый худший вариант»:
— Мы бы делали то же, что предлагаем сейчас. Собрали бы, сколько смогли ратников, уцелевших в сече да ополченцев местных, и везде, где возможно, преграждали бы поганым путь по реке рогатками. Да встав на лыжах, обстреливали бы с высокого берега Прони всех, кто преграду рубит. Да лед на пути татар топили бы, рогульки железные рассыпали… Ведь каждый выигранный нами день — это время владимирской рати прийти Рязани на помощь! А коли дошли бы до Пронска живыми — укрылись бы в лесах окрестных, да дождались, как начнут нехристи пороки свои рубить. Тут-то бы на них и напали, постаравшись мастеров их перебить, да камнеметы сжечь.
Откинулся на кресло свое Юрий Ингваревич, вновь меряя нас с дядькой взглядами, в которых сквозит и легкое недоверие, и неожиданное одобрение, и непреходящая, терзающая душу боль…
— Вот смотрю на вас, ратники Елецкие, и дивлюсь: молодой отчего-то чаще слово берет, да вещи разумные речет, в то время как старший отмалчивается. Это от чего же так?
Кречет, однако, спокойно среагировал на подковырку, с достоинством и честно ответив:
— Так придумки по большей части племянника. Я лишь предложил первый бой дать не у Рязани, а у Ижеславца, где крепость сильная, и леса обширные, и потому крепкий отряд можно спрятать. Все остальное Егор измыслил.
С удивлением качнул Юрий Ингваревич головой, а после резко встал и неожиданно громко, зычно заговорил:
— Выслушал я вас, вои, да вот что теперь скажу: отныне вы — старшие дружинники, мои верные гриди. И за служение ваше жалую обоих сотенными головами! Вот ваш воевода Елецкий, Твердислав Михайлович, под его началом даю вам поручение важное исполнить — то, что вы и задумали! Перекрывайте реку рогатками, замедляйте поганых сколько возможно, изматывая боями да обстрелами… Под свое начало получите по полсотни ратников Ижеславльских, Белгородских, Пронских да Рязанских! Хватит ли вам трех сотен опытных воев осуществить задуманное?
Мое сердце радостно застучало в груди, и я, в один голос с приободрившимся Кречетом, восторженно воскликнул:
— Да, княже!!! Грудью встанем, как спартанцы царя Леонида в Фермопилах!
Государь Рязани улыбнулся впервые за время разговора:
— Вот как? И про Леонида знаешь и его спартанцев? Больше их было, чем три сотни, но отход рати прикрывал именно этот отряд… Ну, видно сам Бог вас ко мне направил, вои…
После чего Юрий Ингваревич обратился уже к своим людям:
— А вы чего стоите? Освободите от пут моего старшего дружинника! Невместно моему гридю верному пред лицом князя стоять связанным, словно татю какому! А ты, Всеволод Михайлович, не серчай — придется простить тебе Егора за дерзость его. Сотенный голова большое дело исполнить должен, опасное — с малой дружиной воев ему придется сдерживать орду великую хана Батыя! Ну, а мы ее у Ижеславца дожидаться станем… Верно говорю, князь Пронский?
Отцу Ростиславы осталось лишь глухо, с явной, но как мне подумалось, показной неохотой прогудеть:
— Прощу, куда уж деваться.
Но после добавил уже чуть более грозно:
— На первый раз прощу!
Глава 18
Выдохнув облачко белого пара, я совсем по-мальчишески встряхнул снег ногой так, чтобы в воздух поднялись сотни искрящихся на солнце крохотных снежинок. Красота!
— Ну что братцы, готовы пролить кровь поганым?
Десяток — всего десяток! — Ижеславских витязей, судя по бледным, напряженным лицам, не шибко разделяет мой энтузиазм. Впрочем, нерешительности в их глазах я тоже не разглядел — лишь сосредоточенность и легкая отрешенность воинов, что с минуты на минуту рискнут жизнями, вступив в бой.
— Вот и хорошо! Значит так, мужи севера: тетивы натянуть, стрелы из колчанов достать, воткнуть в снег перед собой. Поначалу не высовываемся, коли дозор развернется и отправится назад, в бой не вступаем. А если нет — атакуем по моему приказу!
Дружинники — одни из лучших стрелков в своей полусотне — согласно закивали в ответ. А я вновь улыбнулся, осознавая, что бесконечное ожидание кончилось, и мы наконец-то встретимся с врагом — на моих условиях! Подумать только — мне удалось невозможное: Юрий Ингваревич отвел рать к Пронску, где дожидается владимирское войско! А в Ижеславце остался сильный гарнизон из трех тысяч ополченцев, что наверняка затормозит продвижение хотя бы части Батыевой рати. В окрестных же лесах у града спряталось пять сотен дружинников Ижеславских, Белгородских, да Пронских, с коими мы должны будем объединиться, отступив после арьергардных боев — и напасть на китайских осадных инженеров, когда те начнут строить пороки.
Кинув быстрый взгляд направо, где минут примерно десять назад в паре верст впереди поднялся в небо дым сигнального костра, я с удовлетворением посмотрел вниз, на двойной ряд вмороженных в лед рогаток — кстати, верхние их концы, обращенные на восток, мы еще и заострили! А всего в трех верстах выше по реке врага ждет точно такая же преграда — причем, прямо сейчас, завидев дымный сигнал, там должны начать топить лед до тонкой корки, после чего его присыпят снегом. Будет сюрпризец татарам, сунувшимся к преграде! За третьей же линией рогаток лед усеют «чесноком», у местных известным как железные рогульки — да польют его водой из проруби, вмораживая в реку… Еще один сюрпризец для Батыя! Посмотрим, насколько ворогам хватит этих препятствий — думаю, как минимум на день мы их выбьем в пределах этих десяти верст!